отделанного советской серой плиткой, вход претенцензионно украшали две колонны, будто здание очень хотелось быть дворянской усадьбой, а не временным хранилищем покойников. У входа растеклись грязные лужи, в которых плавала опавшая листва и окурки. Рядом стоял полицейский уазик, в котором скучал водитель, читая какую-то потрепанную книжку, откинувшись на откинутую спинку сиденья.
– А где майор Борисов? – спросил я у него. – он сказал мне приехать сюда.
– А вон тама, внутрь заходите и найдете его. – водитель тут же погрузился в свое чтиво, потеряв ко мне интерес.
Я помог Лизе перебраться через лужу, открыл тяжелую железную дверь, и мы оказались внутри. Помещение было отделано коричневыми пластиковыми панелями, на полу лежала типичная для больниц ромбовидная плитка из какой-то смеси и камней. На ряде старых деревянных стульев с откидным сиденьем, которые можно встретить только в жэках, захолустных домах культуры и замшелых вокзалах третьестепенных областных центров сидел Борисов. Поверх серого свитера на нем была черная короткая куртка, на коленях лежала кожаная черная папка, грубые ботинки и концы джинсов были забрызганы уличной грязью – Олег Петрович видимо успел сегодня побегать по лужам, но принесло ли это пользу делу, было не известно.
– Пойдемте, будем проводить опознание. – буднично заявил он, указывая на темный дверной проем, ведущий в глубину морга. От его тона меня прошиб холодный пот, будто кто-то насыпал мне за шиворот снега.
Мы прошли полутемный коридор, Борисов, открыл зеленую дверь, оббитую стальной рейкой, за которой начиналась лестница куда-то в низ. Стены были отделаны белым кафелем, потолок был закруглен, представляя собой арочный проход, освященный слабым светом лампочек. Лиза шла осторожно, чтобы не поскользнуться на своих высоких шпильках, мне пришлось поддерживать ее под локоть. От нее веяло теплом и тонким парфюмом, она была будто оберег жизни в этом царстве мертвых. Перед нами открылся длинный коридор, с рядом дверей, перед каждой стоял ряд уже знакомых нам стульев, казалось, что их навечно заточили в полутьму этого коридора, быть безмолвными свидетелями человеческого горя и страданий.
– Нам сюда, – Борисов остановился перед серой дверью с табличкой, на которой красным трафаретом было выведено – прозекторская. За дверью было помещение с двумя специфическими столами с мрачными мойками, весами, шкафами с какими-то банками, стойками с разными инструментами понятного назначения в этом мрачном месте. В углу, за столом, освященным настольной лампой сидел худой, высокий и лысый человек, у него было вытянутое овальное лицо, большой с горбинкой нос, мелкие будто рыбьи бесцветные газа, спрятанные за круглыми дымчатыми очками. Тонкие губы искривились в ухмылке:
– А мы вас уже заждались Олег. – он слегка кивнул в сторону одного из столов, где под клеенкой лежало тело.
– Простите Витольд Янович, заждался вот потерпевшего. –