молчал. Не смел он говорить. Он слушал завывание ветра. Там, вне замка, внезапно раскручивалась настоящая буря. За мрачными тучами скрылись звезды, молнии разрывали небо своими электрическими щупальцами. Природа истошно выла, будто предвещала что-то зловещее и неисправимое. Непредотвратимое.
– Ты и не собираешься, верно? Правду сказала Агрия, – прохрипел Галло, – не поделить нам ее.
– Придется освободить? – спросил Тлайк.
– А будем ли тогда свободны мы? – анарх с болью посмотрел на сына. – И тебе отдать ее я не могу.
– Тогда, – подумав, сказал воитель и пристально посмотрел на отца, – она должна исчезнуть. Нет человека – нет проблемы. Мы тихо убьем ее.
Как эти слова так внезапно, так легко и только что пришли ему на ум! Он произнес их будто не сам, казалось, какой-то внутренний, доселе незнакомый монстр захватил его разум и выдавил из него чудовищный приговор.
– Убьем? Мы? Вдвоем? Но ты же знаешь, эта девушка для меня все! Как я могу согласиться на такое безумие? А ты, ты сам, говоривший, что любишь, как можешь так легко бросать эти убийственные слова?
– Нелегко, – воитель уже успел обдумать пришедшие ему на ум мысли, – сам подумай. Да, я люблю, по-прежнему, но смогу ли я терпеть безответность, безразличие, видеть вас постоянно вместе без возможности дотянуться? И после ее освобождения ничего не изменится. Ее образ останется в нашей душе, любовь к ней будет расти, разрывать сердце, пока мы, в ненависти, страданиях и бессилии не перебьем друг друга. Не будет причины, не будет и повода.
Галло пытался увидеть в глазах воителя хоть какой-то подвох. Но нет, ничего такого. Сын говорил серьезно, хотя и трудно, что, скорее всего, было связано с игрой собственного разума: любить не любить, предать или не предать, что важнее и как любой вариант пережить и перемолоть в себе окончательно.
– Но…?
– Главное – решиться, – не дал сказать ему Тлайк, – и твердо исполнить нашу волю. Сейчас. Или мы, или она. Ночь поможет. Мы увезем ее к морю, сбросим с утеса, и вода заберет нашу боль навсегда.
И ее отнимет. Галло посмотрел на сына. Лицо его исказилось и болью, и ненавистью, прежде всего к себе самому. Он никогда не видел таким своего сына. Бескомпромиссным. Да, Тлайк прав. Если сейчас не решиться сделать задуманное, то их жизнь перестанет быть прежней: славной, богатой, сытой.
– Пойдем, – он встал первым и направился к выходу быстрыми шагами, – быстро, пусть все закончится быстро.
Тлайк последовал за ним. Они вышли в коридор и направились к покоям Гейлы. Здесь уже шли медленно, путь освещался настенными паникадилами, тени от которых растеклись по стене и с натяжкой двигались за своими хозяевами.
Вот она, сокровенная дверь. Галло тихонько постучал, и через несколько секунд пред ними предстала их обоюдная страсть. Она ничего не сказала. Молча смотрела на непрошенных гостей. Первым тишину нарушил Галло.
– Тебе нужно с нами пойти, тут, недалеко, – тихо сказал он, – одевайся, мы подождем.
Опять