бог от этого, молодой человек! – воскликнул де Тревиль. – Если вы встретите его на улице – спешите перейти на другую сторону. Не натыкайтесь на эту скалу: вы разобьетесь, как стекло.
– И все-таки, – произнес д’Артаньян, – если только я его встречу…
– Пока, во всяком случае, не советую вам разыскивать его, – сказал де Тревиль.
Внезапно де Тревиль умолк, пораженный странным подозрением. Страстная ненависть, которую юноша выражал по отношению к человеку, якобы похитившему у него отцовское письмо… Кто знает, не скрывался ли за этой ненавистью какой-нибудь коварный замысел? Не подослан ли этот молодой человек его высокопреосвященством? Не явился ли он с целью заманить его, де Тревиля, в ловушку? Этот человек, называющий себя д’Артаньяном, – не был ли он шпионом, которого пытаются ввести к нему в дом, чтобы он завоевал его доверие, а затем погубил его, как это бывало с другими? Он еще внимательнее, чем раньше, поглядел на д’Артаньяна. Вид этого подвижного лица, выражавшего ум, лукавство и притворную скромность, не слишком его успокоил.
«Я знаю, правда, что он гасконец, – подумал де Тревиль. – Но он с таким же успехом может применить свои способности на пользу кардиналу, как и мне. Испытаем его…»
– Друг мой, – проговорил он медленно, – перед сыном моего старого друга – ибо я принимаю на веру всю эту историю с письмом, – перед сыном моего друга я хочу искупить холодность, которую вы сразу ощутили в моем приеме, и раскрою перед вами тайны нашей политики. Король и кардинал – наилучшие друзья. Мнимые трения между ними служат лишь для того, чтобы обмануть глупцов. Я не допущу, чтобы мой земляк, красивый юноша, славный малый, созданный для успеха, стал жертвой этих фокусов и попал впросак, как многие другие, сломавшие себе на этом голову. Запомните, что я предан этим двум всемогущим господам и что каждый мой шаг имеет целью служить королю и господину кардиналу, одному из самых выдающихся умов, какие когда-либо создавала Франция. Отныне, молодой человек, примите это к сведению, и если, в силу ли семейных или дружеских связей, или подчиняясь голосу страстей, вы питаете к кардиналу враждебные чувства, подобные тем, которые нередко прорываются у иных дворян, – распрощаемся с вами. Я приду вам на помощь при любых обстоятельствах, но не приближу вас к себе. Надеюсь, во всяком случае, что моя откровенность сделает вас моим другом, ибо вы единственный молодой человек, с которым я когда-либо так говорил.
«Если кардинал подослал ко мне эту лису, – думал де Тревиль, – то, зная, как я его ненавижу, наверняка внушил своему шпиону, что лучший способ вкрасться ко мне в доверие – это наговорить про него черт знает что. И конечно, этот хитрец, несмотря на мои заверения, сейчас станет убеждать меня, что питает отвращение к его преосвященству».
Но все произошло совсем по-иному – не так, как ожидал де Тревиль. Д’Артаньян ответил с совершенной прямотой.
– Сударь, – произнес он просто, – я прибыл в Париж именно с такими намерениями. Отец мой советовал мне не покоряться никому, кроме короля, господина кардинала и вас, которых он считает первыми людьми во Франции.
Д’Артаньян, как можно заметить, присоединил