Но абсолютно безнадёжная. Я понимаю, отказаться от пагубных привычек сложно. Но не стоит путать меня с Уильямсом.
Упоминание Джеймса неприятно кольнуло.
– Ты знал?
Он свёл брови к переносице и задумчиво рассматривал моё лицо, мысленно пытаясь сложить нужный пазл, и когда у него получилось, его губы растянулись в широкой насмешливой улыбке, которую так и хотелось стереть с его надменной физиономии.
– А, ты о его невесте, – издевательски растягивая слова, сказал он, явно получая удовольствие от сложившийся ситуации. – Хлоя потрясающая. Вся такая милая и нежная. Уильямс её недостоин.
Я сжала руки в кулаки, но промолчала. У него снова получилось меня задеть. Я никогда не слышала, чтобы Алекс называл кого-то потрясающим. В крови забурлило что-то тёмное, отдалённо напоминающее ревность.
Не услышав моих комментариев и открыто наслаждаясь произведённым эффектом, он продолжил:
– На мой взгляд, Джеймс больше подходит таким как ты. Вы не будете требовать друг от друга верности. Насколько я слышал, вы с ним любили эксперименты, – он выжидательно уставился на меня, будто ждал официальных опровержений с моей стороны.
Стальной обруч из скрытой злости сдавил грудь будто тисками. Мне хотелось войны. Хотелось снять эти долбанные стрипы, от которых неимоверно затекли ноги и воткнуть каблук ему в самое сердце, если вообще до него возможно добраться сквозь толщу льда. Внутренняя стерва достала огнетушитель и жалостливо упрашивала остыть. Маленькая сучка была к нему неравнодушна и портила мне все планы.
– Смотря, что ты подразумеваешь под экспериментами, Алекс, – сухо сказала я. – БДСМ, групповуха, что конкретно?
Он молчал. Молчал и прожигал меня своим убийственным взглядом.
– Если ты собираешься испепелить меня глазами, то спешу заверить, ничего не выйдет. Зачем пришёл?
Алекс, ещё пару мгновений, очевидно, сомневался, стоит ли продолжать весь этот диалог, но потом его лицо расслабилось, и он абсолютно бесстрастным голосом сказал:
– Сегодня у Энди день рождения. В девять часов в Soho. Тебя отвезёт Рик. А прямо сейчас поднимись к отцу в кабинет, – и не дожидаясь моего ответа, быстрым шагом вышел из зала, оставив после себя длинный шлейф недосказанности.
***
Тяжёлые бархатные портьеры тёмно-зелёного цвета были плотно закрыты и не пропускали ни одного лучика света. В приглушённом свете позолоченных ламп обстановка кабинета выглядела по-настоящему царственно, а от количества вензелей на синих обоях рябило в глазах. Большую часть пространства занимал массивный т-образный стол из красного дерева, за которым по обе стороны от него располагались двустворчатые деревянные шкафы со стеклянными дверцами, полностью заполненные книгами. Между ними висела знакомая картина великого художника Караваджо – «Смерть Марии».
Ричард утверждал, что это произведение поражало своей эмоциональной силой и добиралось до самых глубин его души. Во мне это трагичное