повторила я за мамой. – Если я выдохну, то вся через горловину пройду.
Платье каким-то чудом держалась на плечах. Тяжелое, пыльное, серое, непонятно, от старости или всегда имело такой оттенок.
– Вот теперь я точно похожа на моль, – рассмеялась, потоптавшись на месте и изобразив руками крылья.
– И в кого ты такая? – недовольно заметила мама.
– Какая? – уточнила я меланхолично.
– Худосочная. Соседи точно думают, что я тебя не кормлю.
– Они так не думают, мам, – ответила я, пытаясь высвободиться из синтетического кошмара.
– Стой! А если я вот тут ушью… – она стянула платье на спине. – Собери волосы. Да выше подними, я боюсь тебя уколоть, – прихватывала ткань откуда-то взявшимися булавками. – Анна Витальевна, – заголосила, – ты сделала татуировку?!
– Какую татуировку?..
– Обыкновенную.
– Мам, я ничего не делала?
– Да ты что! А откуда тогда на твоем теле наколка, а?!
– Да я клянусь, что ничего не делала!
– А вот тут тогда что? – она несколько раз болезненно ткнула ногтем мне в шею чуть ниже правого уха.
– Мам… – я подошла ближе к зеркалу и пыталась хоть что-то увидеть. – Я ничего не вижу.
– Зато я вижу. Не ожидала я. Вот честно, не ожидала. И давно ты с ним встречаешься?
– С кем?
– Вот с ним, – женская ладонь выписала в воздухе дугу. – С тем, кто надоумил себя уродовать.
– Я ни с кем не встречалась и никак себя не уродовала, – старалась переубедить.
– Снимай!
– Что?
– Платье. Снимай-снимай. Ты никуда не пойдешь. Однозначно. Получишь диплом и домой. Ясно? Никаких гулянок.
– Мам! – я готова была разрыдаться. Ну что за день такой?!
Я быстро избавилась от платья. Одна радость – мне не придется его надевать.
– И все же как его зовут? – мама рывком забрала подвенечный наряд из моих рук.
– Я не понимаю, про кого ты говоришь.
– Про… Сергея, Станислава, Семена, Савелия?.. Какие еще у нас есть имена на «С»? И зачем было писать на латинице, у нас своих букв нет?
Мама что-то говорила и говорила. Сейчас ее было не остановить. Прошло бы еще пару минут – и меня обвинили во всех смертных грехах. Наконец я дождалась фразы:
– Иди в свою комнату.
Да я мечтала быстрее оказаться в спальне!
– Телефон, – мама протянула руку.
– Зачем? – спросила я.
– Затем. Телефон, – повторила она строже.
– Пожалуйста, – фыркнула я, протягивая аппарат. – Ты перегибаешь палку, мам. Я уже совершеннолетняя.
– Пока ты живешь со мной, придется слушаться, Анна Витальевна.
– Ясно, – выдохнула я.
Что я еще могла сделать в этой ситуации? Ну не драться же мне с собственной мамой за кусок пластика?
«За свободу», – подсказал мне голос в голове.
Я была так вымотана за день, что не обратила