вся жизнь впереди.
Дарис не представлял себе страданий безымянных, это было очевидно. Но что-то дрогнуло в нем. Может быть, я ошиблась, и он не так испорчен властью и безнаказанностью?
–Я никогда не был в Пурпурных землях, – задумчиво протянул Дарис, снова приникая к прутьям. Сейчас возбуждения в нем я не чувствовала, и это показалось мне и хорошим знаком, и плохим. – Я слышал, они неплохо защищены.
–Только не гавани, – объяснила я. – У Пар-оола очень сильный и маневренный флот. Они часто заходили к нам и брали все, не платя. Мы даже привыкли. Но в тот раз на кораблях пришли другие. Они узнали, что в гавани гостил один шепчущий… Искали его и все сожгли. Мои родители, – я вздохнула с усилием, вспоминая тот ужасный вечер, – сгорели заживо в одном из складов. Я тогда была не дома, а когда вернулась, меня схватили. Связали… – слова с трудом мне давались. – И потом я оказалась на таком странном корабле… Там держали живой товар. Я была товаром.
Дарис протянул руку через прутья, и я позволила ему прикоснуться к моим волосам. Моя история сильно тронула его, это было видно, даже если не заглядывать в его разум.
–Мне очень жаль, – искренне сказал он, гладя меня по голове. – Я слышал об этом пожаре. Сказали, что дома загорелись, потому что кто-то уронил лампу. Все жители это подтверждали.
–Замечательно, – хмыкнула я. – Я могла бы рассказать правду, если бы выбралась.
–И это бы привело к новой войне с Пар-оолом?
Я выразительно посмотрела на него. Но он не дрогнул, а лишь сощурил глаза.
–Не знаю, – соврала я. – Ты мне скажи. Ты ведь из знати и лучше разбираешься в этом.
Он вздохнул.
–Как они поняли, что ты шепчущая?
–Я помогла одной женщине, – призналась я. – Ее сыновей убили у нее на глазах, и она сходила с ума, драла себе зубами вены на руках. Я успокоила ее, и они поняли, что силак исходила от меня. Такого здесь не прощают.
Он помолчал.
–Если я не оставлю тебя здесь… – Я была готова, что Дарис назовет цену, но он будто очнулся: – Я не оставлю тебя здесь.
Снаружи послышался шум. Стражники возвращались, и их резкий, какой-то угловатый язык разрывал ночь.
Я схватила руку мужчины через прутья, и Дарис вздрогнул. Я чувствовала, что будто заряд тока прошел сквозь него, и что мое прикосновение ему было приятно. Мужчина дотронулся моей руки губами, и я испуганно отдернула ее, тут же пожалев об этом: он оскорбился. Но это не изменило его решения.
Он кивнул в сторону двери:
–Это смена. Сейчас я уйду, но вернусь завтра.
Я снова осталась одна.
***
Будто одного заключения было мало, служители храма под мерный вой ритуальных песен повесили на прутья моей клетки какой-то странный артефакт, от которого у меня постоянно болела голова. Виски пульсировали, и за этим непрекращающимся биением набата я не слышала больше ничьих мыслей. Вероятно, что артефакт должен был сломить мой дух: и собственные мысли путались. Наверно, святоши поняли, что я не искренна в своем покаянии, и решили меня заставить.
Я