время в месте, хоть немного напоминающем ей отчий дом. Теа была родом из Красных земель, гордилась своими корнями и любила родовую культуру, а ее именитые предки всегда предпочитали легкость монументальности замков северных земель.
Когда в сгруппированных в подобие здания каменных кельях загорался свет, это означало, что кто- То пострадал столь сильно, что даже Теа не смогла излечить его быстро, и потому посчитала необходимым переместить разрушающееся тело в напоминавшую базальтовый гроб комнату, стены которой были исписаны заклятиями, не дававшими раненому погибнуть. Руны удерживали его по эту сторону, некоторые – удваивали и утраивали силы покалеченного организма для восстановления. Ингард слышал, что еще на заре становления Приюта Син вызывал для их нанесения лучших мастеров из Белых земель, уже давно сгинувших в небытие и так и не передавших своих знаний, и что нигде в мире больше не было подобного места.
Теа боготворила правое крыло и ненавидела его. Ингард был с ней солидарен.
Последние сорок лет окна не загорались.
Келлфер считал поддержание правого крыла стратегической ошибкой, но Син оставался непреклонен: несмотря на значительные, даже выматывающие усилия по восстановлению и обновлению заговоров, оно было готово принять пострадавших в любой момент. Раньше Ингард колебался, но все же соглашался с Келлфером, предлагавшим оставить в рабочем состоянии лишь пару келий и открыть остальные в случае возникновения опасных ситуаций. Однако сейчас, в который раз взглянув на четыре светящихся окна, за каждым из которых не умирал один из небезразличных ему людей, Ингард почувствовал, как ему становится холодно: ясно представилось, что и все остальные проемы источают слабый свет, и это было по- Настоящему страшно.
– Син, – негромко обратился Ингард к спутнику. – Все окна.
Келлфер, шедший слева от Сина, обернулся и мрачно посмотрел на фасад.
– Пока не все, – сказал он. – Но будет война, и мы, похоже, не останемся в стороне. – И обратился к Сину: – Если Ингард прав, надо прятать послушников, я уж не говорю о том, что Приют полон по большей части беспомощной, но полезной знати, на которой держится все нынешнее существование Империи Рад.
Син ничего не сказал, лишь только кивнул – то ли приняв во внимание слова Ингарда, то ли согласившись с Келлфером, – и убыстрил шаг.
Ингард силился прогнать из воображения черно- Белый зимний пейзаж, но у него никак не выходило. Посещавшие его иногда предчувствия были разными по силе, обычно они держались не больше нескольких секунд, но это никак не хотело пропадать. Ингард расслабился, рассматривая возникшие перед мысленным взором темные стены и скованные снегом голые деревья, и видение, будто насосавшись крови, отступило, оставив за собой лишь пустоту и холод.
Ингард позволил себе закрыть глаза, входя в палату к лучшему другу, понимая, что увидит на единственной каменной кровати.
И усмехнулся – скорее грустно, чем весело.
Роберт развалился на подушках, расслабленно скрестив ноги. Его перехваченные