шею Танияра руками и некоторое время любовалась мужественными чертами. – А какие еще дни были для тебя лучшими? – спросила я с нескрываемым интересом. – Наша свадьба?
– Все дни, когда ты была со мной, – улыбнулся супруг, блуждая взглядом по моему лицу. На миг задержал его на губах и снова посмотрел в глаза. После поднял руку и отвел в сторону прядку волос, мешавшую ему. – Сначала, когда тебя не было, все мои дни были обычными. Одни веселые, другие печальные. Были всякие, но ни одного лучшего. А потом я увидел тебя. Ты осветила Мрак, ты осветила мою душу, Ашити, и я поверил тебе. Вложил свою ладонь в твою и пошел следом. С тех пор все дни, когда ты светишь мне, лучшие. А когда твой огонь исчезает, я снова погружаюсь во мрак. Больше нет обычных дней – только лучшие или ничего.
– Ох, Танияр, – задохнулась я от переполнивших вдруг чувств и подалась к нему. Обняла его лицо ладонями и, почти коснувшись губ своими губами, прошептала: – Без тебя мой огонь не горит так ярко, он еле тлеет. Только ты зажигаешь его.
Дайн чуть отстранился и отрицательно покачал головой.
– Ты родилась с огнем в душе, Ашити. Я не зажигал его, ты уже горела, когда Отец привел тебя ко мне. Но я помогаю пламени не угаснуть, без него ты исчезнешь, а я снова окажусь во мраке. Не хочу туда, там холодно и одиноко.
Теперь отстранилась я и прищурилась.
– Танияр, сын Вазама из рода Даймара, немедленно ответь мне, что ты хотел этим сказать? Что ты подбрасываешь хворост, потому что заботишься… о себе?!
– Кто я, по-твоему, женщина?– заносчиво вопросил негодник. – Я дайн и первый в своем роду. Мои потомки будут говорить, что они из рода Танияра. О ком мне заботиться? Конечно, я забочусь о себе. – И глаза такие искренние и чистые, словно звезды в морозном воздухе.
И я накрыла фитилек лампы колпачком. Кабинет погрузился во тьму, и я мстительно вопросила:
– А сейчас? Тебе всё еще светло, дайн Танияр первый в роду?
– Я слепну, так ярко сияет, – ответил он, и я расслышала в голосе улыбку. – Мне светло и тепло, для меня ничего не изменилось.
– Чем же мне наказать тебя за себялюбие, дайн Танияр? – Он промолчал, и я хмыкнула: – Верно, не подсказывай, я сама знаю.
Вновь подавшись к Танияру, я сжала его лицо ладонями и наконец поцеловала. А когда отстранилась, гордо вопросила:
– Ну?
– Мне кажется, что я еще мало наказан, – чуть подумав, ответил дайн. – Сделай так еще раз, чтобы я смог ощутить раскаяние.
– Ты закрывал глаза, пока я тебя наказывала?
– Закрывал, но всё равно было ярко.
Я провела ладонями по его волосам, огладила скулы и, подняв руки выше, накрыла глаза. Затем снова прижалась к губам, но не целовала, просто слушала спокойное дыхание. Темнота нежила, ласкала в своих объятиях, и мне подумалось, что хотела бы застыть вот так навсегда. Чувствовать его, слышать… любить…
– Моя Ашити.
Я не столько услышала, сколько поняла по движению губ. А потом он сам поцеловал меня, и не было мысли пошутить о том, что преступник