тих и слегка простужен,
Сам себе, похоже, не нужен,
Он глядел в пустое окно.
Улыбнулся, кулак сжимая:
«Я в полшаге стоял от рая!»
И Россия, от края до края,
Отразилась в глазах его.
«Мы три дня штурмовали горку.
Было тяжко, и было горько.
У хохла там стоит укреп.
В первый день нам сожгли три танка.
Типа доброго, хлопцы, ранку.
У парней посрывало планку.
Кореш мой в том бою ослеп.
Положили нас в чистом поле,
Миномёты попили крови,
Над башкою свистит и воет,
Непонятно, куда стрелять.
Ни поддержки, ни карт, ни планов…
В штабе точно сидят бараны.
За ночь мы зализали раны
И попёрли на штурм опять».
Он рассказывал твёрдо, долго,
Был похож на степного волка.
«Мы три дня штурмовали в лоб их,
Там “двухсотых” лежит везде…
Всё в дыму, все в крови и в саже,
Трупный запах всё ближе, гаже.
Но об этом нам не расскажут
По “Оплоту” и по “Звезде”.
Мы на сутки укреп тот взяли,
Но к рассвету не удержали
Заколдованный чернозём».
И боец замолчал устало.
Ближе к ночи похолодало.
САУ чаще загромыхала.
«Завтра снова на штурм пойдём!»
Полюд и Хэм
Полюд и Хэм остались на нейтралке,
На безупречном мартовском снегу.
Тела забрать хотели. Оба раза
Подняться не давали снайпера.
У Хэма дочка скачет на скакалке,
Полюд в порыве приобнял жену,
Нырнув рукой куда-то в область таза…
На фото все живые, как вчера.
И рюкзаки ещё хранят их запах,
Но смерть уже приподнялась на лапах,
Чтоб всё стереть, чтоб не осталось нас.
Ей помогают ночь, мороз и ветер.
Но верю я, что всех смертей на свете
Сильнее этот хрупкий снежный наст.
Пока он держит Хэма и Полюда,
Они незримо с нами и повсюду,
След в след идут и источают свет.
Тот свет, что не бликует днём на касках,
Волшебный, из забытой детской сказки,
Где мама говорит, что смерти нет.
Весною снег, конечно же, растает,
Отдав окоченевшие тела,
И зазвучит мелодия простая
Капели, мира, счастья и тепла.
Когда-нибудь им памятник поставят.
Когда-нибудь закончится война.
За терриконом
Допустим, завтра кончится война
И не начнётся Третья Мировая.
Тоску и копоть с наших лиц смывая,
Зарядит тёплый ливень до утра.
Что тебе снилось, девочка родная?
Открой скорее сонные глаза —
Я победил! И ты со мной незримо,
Любовь твоя крепка и нерушима,
Она меня от гибели хранит.
Или хранила? Впрочем, всё неважно.
По небу самолёт летит бумажный,
И