замирало, глядя на двух индейцев с копьями, охраняющих стоящую у пальмы бригантину.
Пять дней перехода через Атлантику.
Когда мне доводится пролетать над морем или океаном, я всегда пристально вглядываюсь в крохотные белые царапины, оставляемые судами на воде. Сейчас же мы сами были частью такой царапины – замкнутым крошечным мирком, очерченным трехсотметровым кольцом, раскаленного Экватором, деревянного променада.
Постоянно импульсивная и нервная Атлантика была к нам благосклонна, уподобляясь затихшей после бурной скандальной сцены женщине. Лишь легкая рябь на воде и вторящее в унисон океану небо – прозрачное и застывшее, с рассыпанным перистым пухом облаков.
Мой попутчик Михалыч днями пропадал на швартовочной палубе с моряками, делясь с ними приобретенными ранее познаниями в рыболовстве. В эти подробности я не вникал, но Миха объяснял, что процесс этот на самом деле довольно прост. На леску цеплялся десяток голых крючков, какие-то тряпочки с блестящими пластиночками, и все это хозяйство просто забрасывалось за борт.
Мой скептицизм к такому способу ловли Мишка развеял. В один из вечеров мы, ловя завистливые взгляды пассажиров, торжественно разворачивали запеченного в фольге с пряностями и пальмовыми листьями пойманного на голый крючок тунца.
– Дядя Саш, а вы кем на Новый год будете? – Настя (Мишкина дочь) на секунду забежала ко мне в каюту похвастаться своим кружевным платьицем и вплетёнными в волосы бантами.
– Самим собой, Настенька. Самим собой! А-то, вдруг еще от себя отвыкну, превращусь в туземца, одичаю и тебя в качестве ужина приготовлю! – малое создание, заигрывая, прыснуло в ладошки и упорхнуло.
А я подумал, что уже действительно соскучился по московской офисной униформе, постоянно пребывая в африканском одеянии или без него.
Висевший в шкафу на плечиках костюм будил во мне скрытое желание как-нибудь знойным вечером при полном параде появиться на палубе.
Может, мне, таким образом, хотелось отдать дань уважения невидимой линии раздела полушарий?
На календаре был Старый Новый год.
Предстояла карнавальная ночь.
Вдевая перед зеркалом серебряную заколку в галстук, я посмотрел в сторону висящего на стенке «Казуса».
Он мне показался каким-то совершенно затихшим, затравленным и обреченным.
Обратился к нему по привычке:
– Ну что, дурилка деревянная, скучаешь? Праздник сегодня, да вот, только, тебе с вашими черными дУхами нас и не понять. – проговорил, а сам вдруг задумался, вспомнив русичей, поклонявшихся огню, ветру и повелителю грома с молнией Перуну.
Благодарение княгине Ольге, ведь все иначе могло бы сложиться. И висели бы сейчас у меня дома над рабочим столом вместо образа Богоматери какие-нибудь каббалистические знаки или, в более приличном варианте, осиновая маска бородатого «Дядьки Черномора».
Торжественный ужин. Свечи. Обгоревшие физиономии мужиков дефилирующих