заметила я. – Он, считай, похитил меня!
– Ай-я-яй! Но мы разберемся! – кивнул констебль. – Только сначала я задам несколько вопросов. И сколько же у тебя бывает клиентов в день?
– Ну, человек двадцать. С хвостиком, – ответила я, глядя на перо в пухлых пальцах.
– А без хвостика? – спросил констебль, что-то зачеркивая и исправляя в своих бумагах.
– Ну, человек … эм… тридцать, – ответила я, внимательно следя за пером.
– Тридцать! – выкатил нижнюю губу и покивал констебль. – Ничего себе! Это что? У каждой … хм… швеи столько клиентов?
– Ну, не у каждой, – ответила я, пожав плечом. – Просто есть умелые, а есть так себе… Понятное дело идут к умелым. Особенно те, у кого есть деньги! Они, между прочим, очень разборчивые! Кого попало не берут!
– И сколько же ты зарабатываешь? – спросил констебль, отмахиваясь пером от назойливой мухи, которая витала над ним.
– Ну, шесть – семь риалов в неделю, – честно ответила я, вспоминая ворох вещей, которые ждут меня в ателье.
– Это… А что так мало? Ты что? Голодаешь? Погоди! Ты по сколько с клиента берешь? – округлил глаза констебль.
– Ну, все зависит от сложности? Кто-то просит дырку, – пожала плечами я, вспоминая, что бедные горожане часто носят мне на починку старую одежду. – Кто-то просит подшить снизу! Кто-то просит…
– Понятно, – кивнул констебль, глядя на меня. – Ну, тут все ясно! Дырку, значит! Это ж надо! Я смотрю, ты зашиваешься прямо!
– Ну да, – честно призналась я, вспоминая очередь за заказами. – Особенно, когда по двое – по трое приходят. А недавно целым семейством пришли! Отец, мать и двое сыновей! Сказали, что нужно из мальчиков мужчин сделать!
Я вспомнила, сколько подкладки извела на подплечники, чтобы придать щуплым фигурам с узкими плечами необходимую ширину.
– Вот как тебе не стыдно! – покачал головой констебль Дриббл. – Чтобы сказали твои родители, когда узнали, что ты … хм… швея?
Я вспомнила маму и папу. Наверняка они бы не обрадовались, что их единственная дочь зарабатывает на скромную жизнь пошивом одежды.
– Думаю, они бы расстроились! – усмехнулась я, вздыхая.
– Вот! – вскочил из-за стола мистер Дриббл. – Позор! Какой позор! Ты в богиню любви веришь?
– Верю, – вздохнула я, глядя на суровые усы, которые мистер Дриббл гневно топорщил.
– И как же ты променяла любовь на деньги? Легких денег захотелось? Красивой жизни! Шелка, бархаты всякие! Папа не лезь! Папа, я сама! Не стыдно тебе перед богиней? Она же все видит! Все! Такая молодая, такая симпатичная девочка, неужели тебе самой не стыдно? Мне бы было бы стыдно на твоем месте! Ты ведь могла бы замуж выйти, деток родить! Все старым родителям радость! А ты выбрала такой путь! Ай-я-яй! Вот если бы моя дочка замуж вышла, внуков принесла, я бы радовался! Нянчил!
– Простите, но я сирота, – повторила я, вспоминая родителей и наш дом.
– Все вы так говорите! А все почему? Потому что мамке с папкой стыдно в глаза смотреть! Поэтому и намазываете на лицо штукатурку