на коленях и с чем-то возятся.
В какой-то момент действие браслета так усилилось, что Вассе стало нечем дышать. И, взглянув в глаза мужу, она потеряла сознание, упав к нему на колени. Присутствующие ахнули. А Милиса торжествовала. Лучшей мести противнице и придумать нельзя – стать женой и тут же уйти в царство Мары.
Но радовалась она рано. Васса ещё дышала, пусть и слабо. Боремир тем временем развязал узел и бросил верёвку в сторону. После этого он увидел на запястье жены глубокий красный след и понял, почему ей было так тяжело во время обряда.
Старейшина подошёл к ним ближе и осмотрел руку Вассы. Потом перевёл взгляд на довольную Милису и хотел направиться к ней, но глухое шипение прервало его планы. Оглянувшись, он увидел змею, извивающуюся на месте верёвки. Гадюка шипела и готовилась к прыжку.
Замерев, мужчины оценивали ситуацию. Боремир со старейшиной знали, что рядом со змеёй нельзя делать резких движений. Они переглянулись, пытаясь понять, откуда взялась змея и что делать дальше.
Ещё никогда в жизни воин так не жалел, что лишился огня. Ведь в этом случае он бы легко сжёг гадюку. Он хотел кликнуть своих братьев, чтобы они помогли расправиться с пресмыкающимся, но издавать громкие звуки рядом со змеёй, непонятным образом возникшей из браслета, было равносильно нападению, на которое гадюка обязательно бы ответила. Пока же она просто шипела.
Так получилось, что Боремир со старейшиной закрывали своими спинами непрошеную гостью, и воины огня не могли увидеть её. Хотя уже устремились на помощь из рядов селян, окружавших костёр, не видя, что происходит в центре круга.
– Змея! – крикнул кто-то из селян, подошедших ближе к молодожёнам.
Та в ответ громче зашипела и нацелилась на Вассу.
Но прямо в броске была атакована взявшимся откуда-то вороном. Тот спикировал на змею и мощным клювом поразил её голову, а когтями начал разрывать чешуйчатую плоть. Гадюка изворачивалась, пытаясь отбиться от нападавшего, но его когти и клюв были остры, а яд змеи почти не причинял вреда, как и всем его сородичам.
Они сцепились так, что было непонятно, где тело ворона, а где – змеи. Подоспевший Белозар не стал вмешиваться, боясь повредить огнём птицу. Ворон и сам вскоре справился с гадюкой.
Когда той оставалось жить совсем недолго, её чешуя вдруг стала слезать с извивающегося в агонии тела, а глаза светились совсем не змеиными, а скорее человеческими чувствами, говорившими о горечи нового поражения.
Раздался крик. Это Милиса, в свою очередь, упала на землю, и с ней стало происходить всё то же, что и со змеёй. Волосы выпадали клочьями, кожа лопалась, женщина хрипела и стонала.
Окружающие в ужасе отпрянули от неё. А муж с омерзением смотрел на то, во что превращалась его жена. Старшая дочь, стоящая рядом, прижала к себе двух младших сестёр, чтобы те не видели кончину матери.
В глазах Милисы был ужас. Она пыталась схватиться за мужа, но тот отстранился от неё. Руки и ноги женщины изгибались, будто бескостные,