вспомнить, как она выглядела в последний мой визит. Так же неопрятно? Черт! Я не помнил. Мы виделись мельком, мне предстояло прикрывать Нику в очередной ходке, и я заскочил всего на пару минут. Оставил деньги за квартиру, продукты и ушел. Да, да, я платил за эту съемную хату и снабжал Ташу продуктами. Я чувствовал себя должником перед ней. Чувствовал вину за то, что…
За то, что бросил ее – да, именно я, именно ее и именно бросил. Как ни крути, как ни пытайся прикрыться словами – кончились чувства, не сошлись характерами, слишком разные интересы, но это именно так. Как ни думай, что она была с этим согласна, и ни на миг не пыталась меня удержать. И даже делала вид, что наш разрыв ей безразличен.
Вот ведь, черт, никогда я не чувствовал себя виноватым ни перед кем. Ни перед родителями, которых не видел больше десяти лет, ни перед теткой, за то, что свалился на ее голову. Это из-за меня она не вышла замуж и не родила детей. Сколько ей было в мой приезд? Тридцать четыре – тридцать пять? Самый сок для женщины. А тут великовозрастный оболтус, которого кормить, поить и одевать надо. Ни перед тренерами, которых покинул, когда понял что профессиональный спорт не для меня. Ни перед другими девчонками, с которыми встречался, а потом бросал. Их, романов в смысле, до Таши, у меня было превеликое множество.
А, перед Ташей чувствовал.
Когда же я видел ее последний раз? Две, три недели назад? Да, кажется, именно тогда. Но вот выглядела ли она тогда такой… Такой… Опустившейся, что ли? Безжизненной, словно монгольфьер, из которого выпустили весь подъемный газ. Я не помнил.
Она сидела, поджав под себя босые ноги, скрючившись, словно Голлум над своей прелестью, закрывшись от мира ноутбуком и творчеством Леры Линн. Я смотрел на нее и смотрел, пораженный ее видом. Композиция The Only Thing Worth Fighting For была зациклена и играла по кругу.
Таша, увлеченно отстукивая по клавишам, ничего не видела вокруг. Не замечая – ни запаха витающего в воздухе, ни своего немытого тела, ни бардака царящего в квартире, ни меня. Я прошел на кухню. Вздохнул. Грязь на полу, крошки и огрызки на столе, ведро для мусора переполнено, грязная посуда до самого крана, в холодильнике пустота.
Я вернулся в комнату и, дождавшись когда в очередной раз прозвучит грустное:
Разве мы не на поле для битвы,
Запертые в священной войне?
Твоя любовь под прицелом моим.
Единственное, ради чего стоит бороться,
Единственное, ради чего стоит бороться… 9 8
Осторожно прикоснулся к плечу Таши:
– Привет.
Она вскинула испуганные глаза, быстро закрыла крышку ноутбука, и, стянув с ушей наушники, протянула:
– Фил, привет.
Таша обрадовано улыбнулась, и встала, потянувшись ко мне. Я приобнял ее, поразившись худобе, она и раньше была стройняшкой, но это была стройность свободной лани, а сейчас – болезненность находящегося в заточении зверя. Свободная майка совершенно не скрывала торчащих ребер и начавшей обвисать груди.
– Таш, что с тобой?
– В смысле?
– Выглядишь неважно.
– Да? Устала просто. Работы… – она кивнула на прикрытый ноутбук, – много.
– Все консультируешь своих психов? – Хотел шутливо, вышло зло.
– Да. –