обнажая ржавую арматуру и грозя пришибить прохожих. Корпуса, однако, выходят на улицу торцами, поэтому ужасное состояние домов не бросается в глаза.
Одновременно со стремительным, несовместимым с жизнью разрушением кто-то заменяет старые окна современными стеклопакетами, напоминая, что «Всюду жизнь», как на картине Ярошенко. Иногда в просвете неплотно задернутой простыни, одеяла, реже занавески мелькнут раскосые глаза, тюбетейка, угол двухъярусной кровати… Вероятно, здесь живут гастарбайтеры, приехавшие на заработки в Третий Рим, в новый Вавилон, в Москву, в Москву! Их не видно и не слышно, возможно это одно из условий их проживания в центре Москвы. Подъезд, выходящий в наш двор, забит досками, из них торчат вырванные с мясом провода. На бетонном, нетронутом разрухой козырьке рублеными буквами высечено слово СПОРТ. «Нас утро встречает прохладой, нас ветром встречает река…» Шагают спортсмены – плотные дейнековские девушки в красных косынках, широких черных трусах на резинке – радостные и четкие, как футуристический шрифт. (А теперь, на новом витке, через сто лет после революции, массовый спорт снова в моде, и молодежь на велосипедах и самокатах рассекает нашу широкомасштабную панораму.)
Как раз в год написания этой песни (1932) закончилось строительство общежития для Института красной профессуры. Пролетарский писатель и пламенный революционер Максим Горький даже поучаствовал в проекте собственными деньгами. В день открытия, осмотрев его, он изрек: «Хорошую конюшню выстроили для комиссаров!» Чуть позже «комиссары» были репрессированы, а институт разогнали. Общежитие перешло во владение военной академии и было заселено курсантами.
В. П. сказал:
– Не дай бог, снесут эти общежития и построят на нашу голову лужковские башенки рюшей и воланов. А в этом обшарпанном конструктивизме исподтишка кипит жизнь. Такой иногда приятный контраст нашему парадному виду, похожему на витрину… э… – он подыскивал слово.
Я поняла и подхватила:
– …сувенирной лавки?!
– Ну да, сталинский ампир МГУ, барокко Новодевичьего, Лужники 56-го…
И мы засмеялись, радуясь взаимным попаданиям.
И все же я предпочитала нашу «витрину» его демократичному выбору, в котором он был весьма последовательным. Так было и когда мы жили в Киеве на Печерске, в самом престижном районе, где находятся не только лучшие парки, но и большинство правительственных учреждений. На черные «Волги» и «Чайки», а главное – на поросячьи морды в пыжиковых шапках у В. П. была аллергия.
«Была бы квартира на две стороны, – подумала я, – в зависимости от настроения, то в одну сторону взглянешь, то в другую».
– Небольшое количество башенок я бы оставила, чтобы зафиксировать правление Лужка, – сказала я. – Москва вынесет и их, она прекрасна своей эклектикой!
– Зависит от того, сколько он здесь будет хозяйничать. Хотя, все равно, – Россия летит в пропасть…
Он замолчал и посмотрел сквозь меня, как будто увидел эту самую пропасть.
Я