Вайль, в котором, правда, никто толком не мог разобраться. А тут вдруг он выдвинулся и становится все решительнее. Никто и представить не мог, что он так заговорит. Чем больше нервничает Хеель, тем спокойнее Макс. Тихо и твердо он говорит:
– Горе миллионов за героизм единиц – слишком дорого.
Хеель пожимает плечами.
– Слишком дорого, цель, платить – это все ваши словечки. Посмотрим, куда они вас заведут.
Вайль смотрит на солдатский мундир, который Хеель так и не снял.
– А куда вас завели ваши?
Хеель краснеет и резко отвечает:
– По крайней мере, к пониманию того, что не все можно купить за деньги.
Вайль некоторое время молчит, потом говорит, многозначительно осматривая пустой плац и наши короткие ряды:
– К пониманию, да, и к неподъемной ответственности…
До нас все это не очень доходит. Нам холодно и кажется, что совершенно необязательно вот так трепать языком. Разговорами мир не изменишь.
Ряды рассыпаются. Начинается прощание. Мой сосед Мюллер поправляет ранец на плечах и, зажав под мышкой пакет с пайком, протягивает мне руку.
– Ну, будь здоров, Эрнст…
– Будь здоров, Феликс.
Мюллер идет дальше – попрощаться с Вилли, Альбертом, Козоле…
Подходит Герхард Поль, ротный запевала, который на маршах, когда мелодия забирала сильно вверх, всегда пел самым высоким тенором. Все остальное время он отдыхал, чтобы там, где на два голоса, вступить в полную силу. Его смуглое лицо с бородавкой взволнованно, он только что простился с Карлом Брёгером, с которым было сыграно несчетное число партий в скат. Ему тяжело.
– До свидания, Эрнст…
– До свидания, Герхард.
Поль уходит.
Мне протягивает руку Веддекампф. Он у нас выстругивал кресты для погибших.
– Увы, Эрнст, – говорит он, – к сожалению, тебе не успел. Знаешь, для тебя я бы сделал даже из красного дерева. Припас роскошную крышку рояля.
– Всякое может случиться, – отвечаю я. – Когда грянет, пришлю открытку.
Он смеется.
– Будь молодцом, дружище, война еще не закончилась.
И Веддекампф ковыляет дальше – одно плечо ниже другого.
Первая группа исчезает за воротами казармы – Шефлер, Фасбендер, маленький Лукке и Август Бекман. За ними уходят другие. Мы нервничаем. Сначала нужно привыкнуть к тому, что они уходят навсегда. До сих пор если кто-нибудь выбывал из роты, то только в случае смерти, ранения или откомандирования. А теперь вот еще и мир.
Странно все это: мы так привыкли к воронкам и траншеям, что нам вдруг совсем не нравится тишина местности, куда мы направляемся, как будто она только предлог, чтобы исподтишка заманить нас на заминированное поле…
А они идут прямо туда, наши товарищи, как неосторожно, совсем одни, без винтовок, гранат. Хочется побежать за ними, вернуть, крикнуть: да куда же вы, что вам там нужно, вам надо быть здесь, с нами, мы должны быть все вместе, как же нам иначе жить…
Все смешалось