но люди – для законов.
Меня сравнивали со многими знаменитыми людьми, древними и новыми, но дело в том, что я не похожу ни на одного из них.
Я никогда не слышал музыки, которая доставляла бы мне столько удовольствия, как татарский марш Мегюля53.
Мой план десанта в Англию был серьезным предприятием. Только континентальные дела помешали моей попытке осуществить его.
Говорят, будто мое падение обеспечило спокойствие Европы, но при этом забывают, что именно мне она обязана своим покоем. Я направил корабль революции к его конечной цели. Нынешние же правители пускаются в плавание без компаса.
Английское министерство покрыло себя позором, завладев мною. Я был крайне удивлен, прочитав в газетах, что стал пленником. На самом же деле я добровольно ступил на борт «Беллерофона»54.
Когда я писал принцу-регенту, прося его о гостеприимстве, он упустил прекрасный случай снискать себе доброе имя.
Все в этой жизни есть предмет расчета: нужно держаться середины между добром и злом.
Легче создавать законы, чем следовать им.
В единстве интересов заключена законная сила правительства: невозможно противиться им и не наносить при этом себе же гибельный вред.
Союзники доказали, что не я был им нужен, но мои трофеи и слава Франции, вот почему они наложили на нее контрибуцию в семьсот миллионов.
Конгресс – это выдумка, используемая дипломатами в своих целях55. Это – перо Макиавелли в соединении с саблею Магомета.
Меня огорчает слава М[оро]56, который нашел смерть в рядах неприятеля. Если бы он умер за родину, я завидовал бы такой судьбе. Мне ставили в вину его изгнание; так или иначе – ведь нас же было двое, тогда как нужен был только один.
Я дал французам Кодекс, который сохранит свое значение дольше, нежели прочие памятники моего могущества57.
Плохо, ежели молодые люди постигают военное искусство по книгам: это —верное средство воспитать плохих генералов.
Смелые, но неопытные солдаты – это наилучшая предпосылка для победы. Добавьте им по чарке водки пред тем, как отправить в бой, и вы можете быть уверены в успехе.
Люди делают хорошо лишь то, что делают сами; я наблюдал это не раз в последние годы своего царствования.
Итальянская армия была ни на что не годным сбродом, когда Директория назначила меня командующим: у нее не было ни хлеба, ни одежды; я показал ей миланские долины, приказал выступить в поход, и Италия была завоевана58.
После побед в Италии я не мог вернуть Франции ее королевское величие, но принес ей блеск завоеваний и язык, которым говорят подлинные государи.
Пруссия могущественна лишь на географической карте, политически же и нравственно это – самая слабая из четырех великих держав, кои диктуют ныне законы всей Европе.
Всякое значение Испания уже потеряла: у нее не осталось более ничего, кроме инквизиции да прогнивших кораблей.
Иго англичан не по вкусу