ведьме, что с этого дня она будет жить в гареме.]
Похоже Хану не понравились наши перешептывания…
Опустив пристыженный взгляд в пол, Настасья перевела:
– Каан говорит, что ты будешь жить в гареме.
Что?! Нет, нет, нет…
Распахнув испуганный взгляд, я воскликнула:
– Нет! Пожалуйста, только не в гарем! Что угодно, прошу, но только не туда!
Настасья взглянула на меня как на умалишенную, и прошептала:
– Ты совсем дура?! Да с твоими увечьями богу молиться надо, что в гарем попадешь, а не к рабам в скотник!
– Да я лучше сдохну, чем лягу под такого как Менгуй или тот лысый мордоворот!
Настасья фыркнула, и попыталась что-то объяснить, но на нее тут же прицыкнул Хан, заставив девушку замолчать. Его, кстати, моя реакция будто и не удивила. Оторвавшись от столба, он не торопясь подошел ко мне, и остановившись буквально в полушаге, склонил голову на бок. Его странный будоражащий взгляд блуждал по моему лицу и волосам, изредка спускаясь в разорванный ворот рубашки.
– Теперь ты моя, Шулам. Сделать все о чем я попрошу, и будешь жить – на ломаном русском пророкотал он, – Иначе – смерть. Поняла? Уйдешь – смерть. Отдашься другому – смерть. Обманешь – смерть.
Я как завороженная кивнула, на самом деле не понимая вообще ничего.
– Хол яв, Настази. [Уходи, Настасья] – приказал Хан, не отрывая взгляда от моего лица.
Девушка недовольно поджала губы, почти что с ненавистью глядя на меня, но все же покинула юрту, оставив нас наедине.
Когда дверь за Настасьей закрылась, Хан обеими руками подхватил мои волосы и перекинул их за спину, обнажая шею и ключицы. Я же настороженно следила за каждым его движением, опасаясь что он решит сделать меня своей во всех “смыслах” прямо здесь и сейчас.
Оставив в покое волосы, мужчина медленно обошел меня по кругу, остановившись прямо за спиной. Затылком я почувствовала его размеренное глубокое дыхание, от которого по шее и плечам пробежала странная дрожь. Прижавшись колючей щекой к виску, Хан судорожно вдохнул мой запах, и обхватил сильными горячими ладонями талию, стискивая ее почти до боли.
Нервно сглотнув тяжелый ком в горле, я положила свои ладони поверх его рук, пытаясь расцепить их, однако ничего не вышло.
– Тшш, шулам… Подчиняться – жить… – выпалил мужчина, и это стало первым предупреждением.
Наверное стоило попробовать обратиться к огню, и показать Хану, что могу постоять за себя, но я почему-то не смогла… Не смогла причинить ему боль. Да и к тому же проверни я с Ханом тот же трюк, что и с Менгуем, вполне вероятно, что вместо опасения и уважения, скорее получу билет на тот свет.
– Шулам… – вот и второе предостережение хриплым полушепотом сорвалось с губ Хана, когда я вновь попыталась оттолкнуть его от себя.
Горячие ладони медленно начали подниматься вверх, сминая тонкую ткань рубашки. Едва ощутимо огладили грудь, сошлись на вороте, и… Рывок! Деревянные пуговки разлетелись в разные стороны, и рубашка упала вниз, скатившись почти до локтей.
Я вздрогнула и закусила изнутри