кивнул Санька и продолжил пояснение: – А ежли он дохлый уже несколько дней валяется? Раздутый, воняет, портится, гниёт, зверьё им, может, полакомиться надумало. Лучше зароем, а опосля и подкрепиться в самый раз будет.
Потом столковались, что идти на дальние луга берегом реки, по пути коровьего стада, не стоит. Хоть в одну коровью лепёху, а точно угодишь. А тогда ноги мой, онучи стирай, потому как запах всё одно никуда не денется, а может, и в лаптях задержаться. Антон предложил срезать крюк и идти через лес, что все одобрили, и зашагали мимо надела кузнеца к лесу, возвышавшемуся за ним.
Глава 4
Стёпка лежал на пригорке, жевал травинку, уставившись в небо, и время от времени бросал взгляд в сторону стада. Тихон опять дрых, а ему строго-настрого наказал следить за коровами, чтобы ни одна неразумная животина за определённую линию не запёрлась: там, дескать, земля дюже мягкая, провалиться могут. Да только, всё это старческие бредни! Заходил он туда и ничего, не утоп. Земля как земля, такая и под коровёнкой не прогнётся. А Тихону лишь бы спать, и сколько в него этого сна влазит? Полдня спит, а то и больше. Нет, стариком Стёпка быть не хотел, никак не хотел. Прожить жизнь, так прожить! Как говаривал дядька Захар: «Лучше тридцать лет соколом, чем триста вороном». Стёпка этого раньше не понимал, но вот последние полгода думает об этом всё больше и больше, и, кажется, понимает.
Он с подвыванием потянулся, сладко зевнул да с завистью покосился на спящего в сторонке деда. Вот кому хоть потоп! Спит и только губами во сне шлёпает да похрапывает. А с утречка таким бодреньким вышагивает, иногда частушки бормочет, иногда балакает, что на ум придёт. Несмотря на то, что дед был упрямым и язвительным, он нравился Стёпке. Тихон никогда не унывал, что бы ни случилось, но очень часто дед Степана раздражал, например, сейчас. Как можно столько спать?! Жизнь идёт, жизнь кипит, а дед всё спит и спит. Правда, в их затерянном краю мало что происходит, но кое-что бывает. Стёпка покосился в ту сторону, куда упал самолёт. Тогда дед тоже дрых без задних ног и ничего не видел, а Степан ему ничего не сказал. Лишние уши – лишние люди. Может, разбудить всё же деда? Хотя… Вот придут ребята, он с ними и уйдёт, а дед пускай за стадом следит. Так что, пущай высыпается!
Подпасок обратил внимание на подопечных: две бурёнки почти пересекли обозначенную Тихоном линию. Стёпка со вздохом протянул руку к кнуту – основному оружию пастуха. Дед старался никогда не пользоваться кнутом, кричал, ругался, тягал коров за рога, но использовать кнут избегал. На вопрос Стёпки пробурчал одно: «Когда тебе шкуру попортят, понимаешь, что лишний раз и корову стегнуть рука не поднимается». Потому и доверил оружие подпаску, да и то не сразу. Присматривался поначалу, хмыкал, язвил, но немного обучить взялся. Зато теперь – без Степана и коров пасти не хотел.
Бурёнки всё же пересекли линию, и Стёпка поднялся. Посмотрел на деда, похрапывавшего на пригорке, подумал, плюнул и отправился за двумя пеструхами. От удара кнута Тихон, если спал, подскакивал, ежели бодрствовал – морщился, как от зубовной боли, а Степану становилось жалко старика.
Зная с детства,