что она жила до меня, и они были счастливы. А потом родилась я, и ей стало так сложно, что она не захотела больше жить.
Бедный ребенок, как же ты жила столько лет с этой мыслью! И как же мне самой не пришло в голову, что об этом надо поговорить именно в разрезе вины, вывести тебя на этот разговор?
Позже, общаясь с психологами во время работы над своими проектами, я узнала: первое, что делает ребенок в любой травматичной ситуации, – берет на себя вину. Даже если ее быть совершенно не может: чья-то смерть в результате болезни, развод родителей, конфликт в семье. А значит, первое, что нужно сделать в стрессовой ситуации, – четко и понятно донести до ребенка: «Ты ни в чем не виноват». И повторять это регулярно.
– Она очень тебя любила и очень ждала. Она хотела, чтобы ты у нее была. Посмотри на фото, где вы вместе. Она безумно счастлива. Она хотела как можно больше времени проводить с тобой. Она вас с Жасей обеих очень-очень любила.
– Откуда ты знаешь?
– От папы, из ее дневника, и я вижу это на фотографиях. Я вижу, как она счастлива, когда держит тебя на руках. Ты была ее радостью. Так что ее смерть – это совсем не твоя вина.
Лола продолжала всхлипывать, но уже тише.
Дневник Нигины я нашла случайно – после ее смерти о нем, наверное, забыли. Из всей семьи я прочла его первой, хотя у меня и не было на это права. После меня он дошел до девочек. Думаю, многие приемные родители состояние бы отдали за такой источник информации о родной маме их детей. Там было много ее, их мамы. И это дало мне возможность понять, какой она была и какой останется в памяти.
Всех, кто был в жизни моей семьи до меня, из нынешней жизни я вскоре исключила. Спустя четыре года мне было уже не так страшно и неприятно, но пережитое ощущение полного бессилия стало для меня триггером, спусковым крючком. Стоило столкнуться на улице с кем-нибудь из тех, кого я вычеркнула из жизни своей семьи, мне становилось физически плохо. Но при этом я не упускала возможности узнать что-нибудь новое о Нигине, если подворачивался случай.
Иногда в нашей жизни появлялись люди, которые могли рассказать о ней то, чего мы не знали. Обычно они находили меня в социальных сетях, потому что писали девочкам, а те им не отвечали. Кто-то представлялся подругой, кто-то – соседкой. Я не особо понимала, как к ним надо относиться, но узнавать о Нигине было интересно и неприятно одновременно.
Другим надежным источником информации о прошлой жизни семьи оказались видеокассеты. Мой муж и Нигина делали эти записи, когда жили в Австралии. Видеокассеты где-то затерялись, а обнаружили мы их, можно сказать, тоже случайно.
На пороге восемнадцатилетия Лола увлеклась видеосъемкой. Она уже твердо решила стать режиссером. Она нашла дома старую камеру и кассеты и хотела использовать их для своих экспериментов. Но, к счастью, сначала спросила разрешения.
– Папа сказал, надо посмотреть, что на пленках и можно ли их перезаписать. Сомневаюсь, знал ли он, что на них. Я увидела,