и помогал благочестивым прихожанам, – постукивая посохом, зашагал Лаодикий, другой рукой держась за символ с двумя распахнутыми крыльями на груди, отлитый из золота.
– Да, я тоже это помню, владыка, – холодно вспомнил Этиен о тех временах, когда он рвался в Орден Света. – Помню, как и вы, мне тогда помогли буквально выжить. Спасибо вам огромное. Благодаря вашему заступничеству, милости, я смог протянуть пару зим, не протянув ноги. Ну и секретарь суда на меня обратил внимание, потому что вы за меня слово в суде замолвили.
– Это дела Господни. Помощь бедным – богоугодна, сын мой, – улыбнулся архиепископ. – В конце концов, ты встал на дорогу праведную. Идя путями исполнения заповедей, ты преуспеешь в благочестии. Теперь ты – инспектор, и пропитание твоё будет лучше.
– Да, отче. А помните, как вы подарили мне камзол из кожи василиска и с отделкой из грифоньих перьев? Вы же… представляете насколько это дорого?
– Конечно, – улыбнулся Ладокий. – Я ведь знал, как ты чаял получить подобную вещь, как только увидел её у купца-эльфа.
– Спасибо вам огромное, владыка, – благодарственно произнёс Этиен, вспоминая, как он потом хвастался камзолом перед другими помощниками секретаря. – И спасибо, что сдобрили эту помощь корзиной с едой и Ларсом.
– Всё творимое – по заветам Церкви!
– Я хотел спросить вас, когда мы будем на Соборе, владыка?
– Этиен, сын мой, – с теплотой воззрел на ученика сановник, погладив бороду. – Не серчай, ты не можешь присутствовать на Соборе.
– Почему? – смутился слуга Инквизиции, стараясь не поднимать головы в присутствии архиерея, как и призывают в своих наставлениях праведные.
– В последний час ужесточили правила присутствия на Соборе. Отцы опасаются, что на него могут проникнуть агенты Лютора и поэтому там будут лишь высшие саны Церкви и санкционированные писари, дабы составить стенограммы.
– В чём вообще заключается эта ересь?
– А ты не смутишься душой, услышав сие?
– Нет, отче.
– Ну слушай, – лик священнослужителя стал мрачнее грозовых туч. – Презрев заповеди Господа, данные нам через пророков и святых, он сказал, что благое служение священства не требуется. Он говорит, что мы – не посредники между Господом нашим и мирянами. Проповедует он те ереси, что можно спастись верой исключительно, дела не нужны, что церковь не должна быть богатой, что много развратных и похотливых служителей Церкви. Говорит он и ту ересь, что Церкви надобно нищей быть, а индульгенции – вообще наветы «ангела гибели», – притопнул от злобы архиепископ, аж люди подпрыгнули и попятились. – И что гнуснее всего, говорит он, что можно таких тварей, как огры, орки и гоблины, если же они отвернуться от языческих богов и уверуют в Господа, можно вводит в Церковь к санам священным.
– Ох, ужас! – воскликнул Этиен, вспоминая, что Лютор покусился на всё то, что ревностно и строго хранила Церковь. – Надеюсь, всякий здравомыслящий решительно отвергает