закатывает глаза, небрежно заворачивает в тонкую коричневую бумажку два рогалика с самого верха: с подсохшими краями, заветренные, не слишком свежие. Но даже у Юльки не хватит духу попросить Черточку дать нам мягонькие, со дна.
Мы забираем покупки и идем ко мне, подружиться с домовым. Поднимаемся на пятый этаж, и на лестничной площадке, нос к носу, сталкиваемся с Заринкой из соседней – дверь справа квартиры. Она в нарядном шерстяном платьице и белых лаковых ботинках.
Заринка заискивающе улыбается:
– Девочки, привет! Вы к Айке?
Алимуша морщится и, не здороваясь, проходит мимо. Юлька удобнее перекладывает в руках пакет с молоком, останавливается и издевательски улыбается:
– Да, мы идем вызывать домового!
Зарина открывает рот от удивления и спрашивает:
– А можно с вами? Пожалуйста!
Юлькина улыбка становится шире:
– Мы пригласили весь наш двор, скоро все придут. Это так весело! И только тебе с нами нельзя, правда, Айка?
Зарина переводит взгляд на меня. Она смотрит почти с мольбой, так сильно ей хочется быть с нами, быть одной из нас. Я молчу и ковыряю носком пол, не зная, как отказать ей.
Чистенькая, ухоженная – с иголочки, ни пылинки, – она всегда гуляет во дворе одна, под бдительным присмотром матери, которая торчит на балконе и пристально наблюдает за дочерью. Раньше мы принимали ее в игру, в разговоры, поверяли свои секреты, даже взяли однажды с собой в опасную экспедицию на соседнюю замершую стройку. С этого испытания на храбрость и началась наша молчаливая теперь вражда.
Провалы окон, крошащийся цементный пол, битое стекло, лестницы без перил, уносящиеся в никуда ступени и, самое главное, самое важное, самое страшное – узкая замусоренная щель между зданиями. Не больше минуты пробежать насквозь – другим концом щель упирается в проспект. Пробежать, постоять на краю бетонного козырька, сплюнуть вниз, оценить высоту полета слюны и собственную смелость и нырнуть обратно – в тихий зеленый двор с высоченными тополями.
Испытание стройкой прошли все в нашем дворе. Заринка была последней. Она сделала несколько шагов в темноту, бодро захрустела битыми стеклами и вдруг на середине пути остановилась, затихла, замолчала. Мы подождали пару минут, покликали – тишина, – и цепочкой, гуськом – вдвоем в щели не развернуться, – отправились ее спасать.
Заринка стояла, держа в руках порванный подол платья. В тусклом свете, освещающем щель, мы едва разглядели ее злое лицо. Она подняла на нас глаза, указала обвиняющим пальцем на железяку, торчащую в стене, ни слова не говоря, протиснулась мимо нас, чиркнув спиной испорченного уже платья по грязной бетонной стене, и вывалилась во двор. Сжимая сорванную белую оборку, оттуда, из света зеленых тополей, она погрозила нам, растерянным спасателям, кулаком и убежала.
В тот же вечер домой ко мне и к Юльке, и к Алимушке пришла Заринина мама. Она требовала с наших родителей денег за порванное платье, кричала, чтобы мы – грубые дворовые девки не смели больше втягивать ее дочь в свои игры, грозилась детской комнатой милиции.