и недалеко ушла, к соседу. Вот, – он показал мне завернутую книгу, – к нему и ушла.
– К автору этой книги?
– А к кому же другому?
– Можно посмотреть? – сказал я, протягивая руку.
– Пожалуйста.
Я развернул бумагу – и мне сразу бросилось в глаза знакомое сочетание букв: «I’ll Come То-morrow», by Alexander Wolf.
Это было в такой же степени неожиданно, как удивительно. Я молчал несколько секунд, продолжая смотреть на заглавие. Потом я спросил:
– Вы уверены, что приказчик в магазине не ошибся и не дал вам что-то другое?
– Помилуйте, – сказал он, – какая же тут может быть ошибка? Я по-английски не читаю, но уж в этом, будьте уверены, не ошибусь.
– Я знаю эту книгу, но мне недавно сказали, что ее автор англичанин.
Он опять засмеялся.
– Саша Вольф англичанин! Тогда почему, черт возьми, не японец?
– Вы говорите – Саша Вольф?
– Саша Вольф, Александр Андреевич, если хотите. Такой же англичанин, как мы с вами.
– Вы хорошо его знаете?
– Еще бы не знать!
– Вы давно его видели в последний раз?
– В прошлом году, – сказал он, наливая себе водки. – Ваше здоровье. В прошлом году, в это же время приблизительно. Как закатились мы тогда на Монмартр, так там двое суток и оставались. Я уж и не помню, что было и как я домой попал. Это каждый раз, когда он в Париж попадает. Я, знаете, сам не прочь выпить и – как бы это сказать? – порезвиться, но уж он слишком. Я ему говорю – Саша, побойся ты Бога. А он отвечает всегда одинаково – жизнь, говорит, у нас только одна, и та очень скверная, так какого же черта? Что вы на это скажете? Приходится соглашаться.
Он был уже совсем пьян, его язык начинал заплетаться.
– Он, значит, живет не в Париже?
– Нет, он все больше в Англии, хотя его повсюду носит. Я ему говорю: отчего, дьявол, по-русски не пишешь? Мы бы почитали. Говорит, нет смысла, по-английски выгоднее, платят лучше.
– А что же было с Мариной?
– Время у вас есть?
– Сколько хотите.
Тогда он начал рассказывать во всех подробностях о Марине, об Александре Вольфе, о том, когда и как все это происходило. Это был беспорядочный и довольно цветистый рассказ, который изредка прерывался тем, что он пил то за здоровье Вольфа, то за здоровье Марины. Он говорил много и долго, и, несмотря на то, что это было лишено хронологической последовательности, я мог составить себе более или менее отчетливое представление обо всем.
Александр Вольф был моложе этого человека, – его звали Владимир Петрович Вознесенский, он был духовного происхождения, – на пять или шесть лет. Он был из Москвы или, может быть, из других мест, но, во всяком случае, с севера России. Вознесенский познакомился с ним в конном отряде товарища Офицерова, левого революционера с уклоном к анархизму. Отряд этот вел партизанскую войну на юге России.
– Против кого? – спросил я.
– Вообще против всяких войск, которые пытались захватить незаконную власть, –