жусь в отдельной палате хосписа и смотрю на лежащую в больничной кровати сухонькую старушку. Она спит, а её душа витает где-то в иных сферах, и я вижу фрагменты добрых цветных снов. Что-то мне показалось странным в этих снах, а также в мыслях старушки, но я никак не могу понять, что именно заинтересовало меня в том, что я узнал из памяти этой бабули.
Вдруг картинка сна оборвалась, и через несколько секунд старушка приподняла веки. Пристальный взгляд почти выцветших глаз смотрел на меня. Так продолжалось около минуты, затем она медленно подняла почти высохшую руку, указала на стул рядом с кроватью и тихо обратилась в пространство:
– Я знаю, что ты витаешь буквально в трёх метрах от меня. Сядь сюда и покажись мне. Не бойся, я не укушу! Впрочем, я знаю, что с некоторых пор ты ничего и никого не боишься. Это я так шучу. Посиди, поговори с бабушкой. Ни с кем уже не хочу общаться, а вот тебя послушаю.
Да, я прекрасно знал, что эта палата была напичкана самой современной подслушивающей и подглядывающей техникой, впрочем, как и предыдущий больничный номер, где я лечил другого безнадёжного больного. Наш доморощенный олигарх, прежде, чем доверить свой драгоценный организм таинственному целителю, потребовал, чтобы тот продемонстрировал свои возможности на двух случайно выбранных неизлечимых больных. Он приказал поместить обоих в отдельные палаты и отдал приказ своим специалистам провести соответствующие мероприятия, дабы запечатлеть во всех подробностях, как этот загадочный лекарь выполнит ту часть обязательств, о которой сообщал в своём письме, то есть исцелит этих случайно отобранных больных от неизлечимых болезней.
Самая современная шпионская аппаратура ничем не помогла, поскольку попросту никого в палате с первым пациентом не обнаружила. Тем не менее, в настоящий момент того мужчину 47 лет отроду проверяют лучшие врачи и, несмотря на то, что в его организме остались различные проблемы, жизни больного больше ничто не угрожает. Да, я избавил этого алкаша от цирроза печени, но не стал лечить другие многочисленные травмы и заболевания, которые он накопил за свою бестолковую жизнь. Шрамы, полученные в разное время во время пьяных драк, в том числе отметина поперёк всей морды лица, приобретённая, опять же, по пьяному делу, когда он ехал на мотоцикле, не справился с управлением и улетел в овраг, переворачиваясь вместе с несчастным двухколёсным транспортным средством.
Из мыслей алкаша я узнал, что мотоцикл так и не удалось восстановить, поскольку от удара о камни на дне оврага у него даже раму повело так, что никто уже не взялся её выправлять. А мужику в целом хоть бы хны! Ни переломов, ни серьёзных ушибов. Вот только шрам на лице остался. Друзья-алкаши так и прозвали этого деревенского Шумахера – Отто Скорцени. Правда чуть позже мой клиент, опять же, по пьяному делу, упал у себя во дворе и сломал руку. В общем, не стал я обращаться к сущностям астрала с просьбой «починить» все эти полученные сдуру травмы и шрамы, попросил лишь избавить болезного от цирроза печени. А ещё сделал соответствующее внушение, и теперь этот мужик впредь никогда не притронется к алкоголю, а кроме того не будет курить. Наркотой он не баловался, но на всякий случай я наложил соответствующий запрет, чтобы мужик не кинулся из одной крайности в другую. Но повторюсь – пусть теперь врачи пытаются понять, куда подевалась у их пациента неприятная болячка – цирроз печени. А я вернусь к рассказу о втором случайно отобранном пациенте – о Прасковье Кузьминичне, бабушке 96 лет.
После исследования её организма я понял, что у неё нет каких-то неизлечимых болезней, если не считать таковой саму старость. Да, именно от неё и умирала эта сухонькая старушка. После того, как она попросила меня посидеть рядом с ней и даже показаться ей, я решил так и сделать, но предварительно закрыл палату защитным полем, причём таким образом, чтобы эта тончайшая невидимая преграда прошла буквально внутри стен, потолка, пола, а также двери и окна. Теперь сквозь защитное поле не мог проникнуть не только человек, то даже любая материальная частичка, включая отдельные молекулы и атомы. В том числе была прервана связь между различными микрофонами и миниатюрными камерами, которыми была нашпигована больничная палата. Какой-либо записывающей аппаратуры здесь не было, зато всё это имелось в соседнем помещении, но, как я уже сказал, ничто материальное не могло выйти за пределы этой палаты.
Я принял свой облик и сел на стул возле кровати старушки. Она около минуты с интересом разглядывала меня, затем улыбнулась и тихо произнесла:
– Стройный, красивый и здоровенный, в общем, настоящий кобелино! Признайся, милок, любят тебя бабы, или я не права?
Я ничего не ответил на этот риторический вопрос бабули, лишь улыбнулся и задал встречный вопрос, на который уже знал ответ, поскольку прочитал её мысли и получил доступ ко всей информации, хранившейся в её памяти:
– Скажите, Прасковья Кузьминична, а сколько в действительности вам лет? И как вы почувствовали, что рядом с вами кто-то находится, хотя я точно знаю, что вы не могли меня видеть.
Бабуля тихо засмеялась, а потом ответила, лукаво глядя на своего незваного гостя:
– Наверняка ты не удивляешься тому, что тебя чуют собаки и кошки, даже если ты и сделался невидимым. Так