лет 7-ми.
– Дай! – громко кричу я.
Она попросту не обращает на меня внимания.
– ДАААЙ!!! – требую я уже громче, но с тем же результатом.
– ДАЙ!!!!! – опять ору я. Она по-прежнему не обращает на меня внимания, считая это, видимо, ниже своего достоинства. Продолжает что-то обсуждать с подругой.
– ДА-А-А-А-АЙ!!!!! – я разражаюсь рёвом и падаю на пыльный асфальт, колотя ногами. Она разворачивается и уходит, а вместо этого откуда-то появляется мама, подхватывает меня под мышки и уносит, а дома ещё и поднадаёт мне за то, что «позорилась». Я уже знаю это слово. Позориться нельзя. Нельзя кричать, баловаться, плакать, когда просишь – всегда говорить «пожалуйста» и «спасибо». Впрочем – в следующий раз я и за «пожалуйста» ничего не получила… Отсюда мораль – никогда ничего ни у кого не проси. Просить – это плохо. Попрошаек не любят и с ними никто не хочет играть. Это мне бабушка объясняла. И жадными нельзя быть. Надо делиться. Я только одного не могла взять в толк – почему, когда у меня что-то просят – я всегда делюсь, а когда я у кого-то что-то прошу – никто не поделится. Меня учили, что плохо быть жадной, а все вокруг только и делали, что жадничали… Теперь-то я понимаю, что правы были как раз они, а меня просто использовали как безотказную дурочку, но поняла я это только классу к пятому, а пока…
Ещё помню – дядя Валера. Папин брат. Мама говорит, что он долго жил на Севере, где что-то строил. Работал. Дядя Валера не похож на папу. У него странные глаза. Злые и грустные одновременно. А ещё – у него нарисованы странные картинки на теле. Синей краской. Церковь, голуби и ещё что-то… Мне это очень интересно, а мама говорит – «не пугай детей». А мне непонятно – чем могут напугать какие-то там картинки? Картинки мне очень нравились и я всё приставала к папе, чтобы он себе такие же сделал. Не помню, что там папа на это отвечал.
А потом дядя Валера «женился». Я не совсем понимала, что это такое, но в доме появилась тётя Катя. Она курила, что было совсем странно. Я была убеждена, что курят только мужчины. А тут – тётя Катя. Она была вовсе неплохая, но мама сказала, что не хочет, чтобы дети росли «среди всего этого» и мы переехали к бабушке Лине и дедушке Рихарду с тётей Пестелиной на Гагарина. Тётю Пестелину я боялась. Тётя Пестелина, вообще-то была никакая не тётя, а двоюродная бабушка, но всё равно требовала, чтобы я звала её тётей и говорила ей «Вы», что было ужасно глупо, неудобно и непонятно. Ведь «Вы» – говорят когда много и когда люди – чужие. А какая же тётя Пестелина чужая? Хотя – иногда она казалась мне чужой. Каждый день она читала вслух за ужином газету «Правда». Дедушка Рихард называл её «священным писанием» и «геббельсовской пропагандой». Что это такое – я не знала, но тётка очень сердилась. И они ругались каждый день. Из-за чего – я не понимала, но там, в квартире на Гагарина, было очень неуютно. И ещё – уже тогда я в душе была на стороне дедушки Рихарда. В спорах последнее