у вас с Вадькой ничего, вот мой сказ тебе. Ты можешь хоть любить его, хоть пятки ему целовать. Но он не изменится никогда. Страшный гордец, себялюб и гуляка. Кровь-то цыганская, не знала? Свекровка то наша в детском доме воспитывалась. Отец её чистокровный цыган, она сама как-то своим детям рассказывала. Вот и думай, хватит ли у тебя здоровья и сил, ждать, надеяться и верить или Аринку в охапку и бежать от него – Света вытерла платком взмокший лоб. Сентябрь стоял ещё жарким, да и беременность вызывала то жар, то холод.
Люба ничего не ответила. Представшая перед ней картина вызвала страшное чувство брезгливости и стыда за своего непутёвого мужа. Дома она его отмыла в железном тазу, нагрев побольше воды. Вычесала его кудрявую голову от репейника, побрила. Быстренько сварила лёгкий бульон, накормила. Терпеливо ждала, подставив эмалированный тазик, пока Вадьку выворачивало наизнанку.
Грязное постельное бельё, сменила на чистое и дождавшись пока муж уснёт, села вечерком на порожек и долго смотрела на ярко-розовый закат. За Аринку свою не волновалась, знала что в надёжных руках бабушки и за ней есть кому присмотреть. В доме полно народу из братьёв и сестра. А ей нужно с Вадькой решить, как дальше жить.
На следующий день, едва рассвело, Вадька сладко потянулся в кровати и открыв один глаз, увидел Любу.
– Золотце моё, ты вернулась ко мне – хриплым голосом произнёс он и протянул к ней свои руки. Люба сидела перед ним на стуле и молча смотрела, испытывая внутреннюю брезгливость. Она поняла, что Вадим скорее всего не был ей верен.
– Я вернулась, чтобы решить, как нам быть дальше. Судя по тому, что ты сейчас не испытываешь ни грамма стыда, вины и даже про дочь не спросил первым делом, то выход у нас один – развод – голос Любы был ровным, хотя внутри всё кипело от обиды, злости и разочарования. Хотелось вцепиться в кудри мужа, больно больно и орать ему в лицо, какой он подлец!
– Значит так, да? – Вадька встал с кровати и потянулся к своим брюкам. В кармане завалялась пачка примы, прикурил. На лице блуждало абсолютно безразличное выражение.
– То есть ты согласен? – каким-то не своим голосом спросила Люба. Она ожидала другого поведения от него. Неужели совсем не любит ни её, ни Аринку?
– А чего мне соглашаться-то? Ты же сама уже всё решила и спрашиваешь теперь. Для чего? Иди и разводись. Правильно мать моя говорила, выскочила за меня замуж, чтобы позор свой прикрыть от людей. Не моя ведь дочь-то? А теперь довольная и ничем не запачканная развестись решила. На алименты с радостью подашь и буду я чужую дочь обеспечивать.
Люба вскочила со стула. Она пришла в неописуемую ярость от его слов.
– Так ты же сам видел, что девушка я была! И потом только ты и был у меня! Первый и единственный… Как ты можешь такое говорить?
– Да мало ли что там я видел. Может эти дни у тебя были, а я и попал. Врала ты мне всё, домой на выходных ездила? Ездила. Женихов у тебя там куча. Думаешь мне не рассказали? Всё