пор мурашки бегут по коже. Кто это мог быть?
Я не ответил. Еще недавно я остро желал Киру, но теперь все ушло. На душе стало тревожно, темнота и звон цикад угнетали. Я поцеловал Киру и простился, она как будто недоумевала. Адресами обменялись еще днем. Я уехал утром, простившись с Нестором и потрепав за ухом Гелу – странно, на сей раз она приняла это благосклонно. Малевич уехал еще два дня назад, похудевший, но довольный своей брюнеткой. Крым разворачивал за окном автобуса свои открыточные красоты, а потом застучали по рельсам колеса.
Я жевал купленные задешево груши и, глядя сквозь пыльное стекло, с досадой вспоминал Киру: всего-то раз и был секс. Ну что же, скоро я забуду ее. Женщин будет много в моей жизни…
Любовь – это нежный цветок, и когда срываем его, быстро вянет. Вянет и тогда, когда не срываем. Увядает от разлуки, от каждодневных семейных будней. Так думают люди, и в общем правы. Я тогда тоже не знал, что иные цветы клонятся, но не горят даже под огненным дыханием Армагеддона.
4. Ветер будущего
В Москве поезд прибыл на Киевский вокзал. Я вышел на просторную площадь – к искрящемуся на солнце фонтану, стеклянному мосту через Москву-реку, и вновь ощутил холодное дуновение: эту набережную и город я видел безлюдными, под покровом вечных сумерек. Что с ними могло произойти?
Переночевал у родственников, долго ворочался на раскладушке. Наконец заснул и, подобно Алисе, очутился в очень странном месте. Вдаль уходит песчаный пляж, на него набегают волны, омывая ноздреватые льдины. Кроме застрявших торосов и редких камней на песке ничего нет. Чуть поодаль от берега вода растворяется в сумраке. Сзади раздается стеклянный звон, я оглядываюсь. И едва не сажусь на песок – ледяной замок возносится надо мною. Угрюмо-синим светятся шпили башен, холодный голубой свет стекает по витым лестницам, красные огоньки горят в темных узких окнах. Жутью веет от этого здания, построенного будто не людскими руками. Вот он, истинный Замок Ночи!
К черной воде спадает лестница, будто из голубого льда, по бокам ее сторожат химеры, а на площадке стоит женщина. Я сразу узнаю Аннабель. Но сейчас ее лицо гордое и жестокое, и напоминает высеченную изо льда маску. А еще отчаяние застыло в изломе бровей. Женщина напряженно смотрит во мрак, словно что-то заставило ее выйти из заколдованного замка, и не замечает меня. А в темноте над морем начинает происходить какое-то брожение. И вдруг словно распахивается окно, и я с содроганием вижу уже знакомую картину: снежные горы, металлические острия на обширной площади среди леса, и надо всем этим синеву небосвода. В нем разгорается призрачное зарево, словно огромная птица машет пламенными крыльями.
Что-то заставляет меня обернуться.
Женщина уже не стоит, а спускается по ледяной лестнице. На лице теперь недоверие и жестокая радость. На последней ступеньке женщина колеблется, но вдруг шагает прямо на воду, и та выдерживает – только от каждого