я не только укололась ядом, но для надежности и проглотила его. Ужасная гадость…
– Ты страдала?
– Вовсе нет! Я вспомнила папин метод: когда он назначал неприятное снадобье, он добавлял к нему мак. Вот я и растерла цикуту с опийным маком.
Я взглянул на Нуру новыми глазами. Долгие годы я полагал – как и ее отец Тибор, – что она не интересуется ни травами, ни зельями, но со временем обнаружил, что она многое усвоила и при надобности ее память услужливо дает ей подсказку. Она создала безупречно верный рецепт яда, который позднее применялся не одно тысячелетие[10].
– Как выглядел Авраам? – спросила Нура.
– Был очень удручен. Я не узнал его голоса.
– Вот и отлично! Хочу увидеть, как он плачет. Вернее: как он оплакивает меня.
Она развеселилась. Я этим воспользовался, чтобы задать мучивший меня вопрос:
– Почему ты не упоминаешь о Хеттуре?
– О ком? – нахохлившись, буркнула Нура.
– О Хеттуре.
– Ты ее видел?
– Нет. Твоя служанка возмущалась ее поведением. Но почему ты не говоришь о ней ни слова?
– Зачем говорить о ничтожестве? – проворчала она. – Давай-ка переоденемся. Я в самом деле не хочу пропустить свое погребение. Интересно, осмелится ли она туда сунуться…
– Кто?
– Та, о которой мы не говорим.
Вся равнина была взбудоражена. И кочевников-евреев, и местных жителей выбило из колеи событие, порвавшее цепь здешних обычаев: Авраам вознамерился предать тело супруги земле и теперь торговался насчет участка. Неслыханное дело! Кочевники не признавали собственности, будь она частная или общественная, что объяснялось их вечными перемещениями; и вот Авраам этот закон попрал. У багроволицего фермера-свиновода, слегка похожего на своих подопечных, он хотел купить луговину с гротом, в котором собирался схоронить останки Сарры. Тронутый скорбью Авраама, свиновод предложил ему использовать пещеру даром.
– Между нами и речи нет о деньгах, Авраам. Похорони ее с миром.
– Я настаиваю, Ефрон. Я пришлый, хоть и жил среди вас.
– Предлагаю тебе свое поле. Воспользуйся им.
– Но я хочу его выкупить. Во сколько ты оцениваешь это поле с деревьями?
Упрямый Авраам переубедил фермера и выкупил участок. Авраам – владелец земли! Авраам – собственник![11]
Началась прощальная церемония. Четверо пастухов несли на плечах задрапированный гроб; они опустили его на землю перед пещерой. Все выстроились, пропели псалмы и прочли молитвы, затем Исаак начал похвальную речь той, кого считал своею матерью.
Авраам стоял в окружении помощников; он слушал, с трудом удерживая рыдания, потом уступал им и снова боролся с отчаянием; он был сражен горем. Ни гордость, ни сознание своего долга перед народом не помогали ему овладеть собой.
Мы с Нурой затерялись в толпе местных жителей, чтобы нас не узнали. Бледная Нура, укрывшись с ног до головы, не сводила с Авраама глаз, желая ощутить глубину его скорби; что касается почестей, воздаваемых им супруге, никаких сомнений не оставалось. Я чувствовал, что Нура,