зданием меня встретил громогласный лай. Откуда ни возьмись. Какой-то пес разрывался от лая с подвыванием, а я его не видела. Сначала я остановилась, потому что сквозь весь этот омытый солнцем, миролюбивый пейзаж неслось оповещение, что я буду растерзана, если продолжу идти дальше, но затем все-таки зашагала к зданию, осторожно, осматриваясь, не выскочит ли из укрытия пес. В тот самый миг, когда я дошла до входа в неожиданно большое здание и взглядом поискала, как бы войти, дверь открылась и показалась женщина в одежде уборщицы. К ней подбежал грязный кудлатый пес. Он отважился покинуть свою засаду и перестал завывать.
– Добрый день, – я старалась быть любезной.
– Говорите, – она ответила с равнодушием только что проснувшейся домохозяйки.
– Мне нужно встретиться с директором в восемь, я новый библиотекарь, по крайней мере пока ваш коллега не выздоровеет.
– Какой коллега? – не впускала она меня.
– Библиотекарь, – я стояла перед ней.
– Вот еще тоже, – процедила она. Постояла еще некоторое время у входа, а затем впустила меня в вестибюль. – Я не стану вмешиваться, это его дело… – сказала она больше про себя, но с явным желанием, чтобы я тоже услышала.
– Что ж, входите. Идите до конца коридора, а дальше направо.
Я выслушала указания и вскоре очутилась перед кабинетом директора. Сняла шапку, пригладила наэлектризованные волосы и расстегнула куртку. В тот момент, когда я занесла руку, чтобы постучать в дверь, она внезапно широко открылась, показав в проеме крупную блондинку – возможно, секретаршу. Та с усилием улыбнулась.
– Прошу вас, – сказала блондинка почти сердечно.
– Мне назначена встреча с директором в восемь. Я замещаю вашего библиотекаря.
По лицу женщины вмиг пробежала тень невысказанного вопроса. Она едва заметно нахмурилась, но вскоре вернула себе прежнее выражение и шевельнула губами в натренированной вежливой улыбке.
– Ах, так… входите, я позову директора, он в лаборатории. Значит, библиотекарь… Да, конечно…
Я вошла и села за большой стол для совещаний.
Любезная блондинка-«секретарша» проводила меня взглядом и исчезла.
Помещение, в котором я осталась, не было кабинетом в подлинном смысле этого слова, скорее походило на небольшую комнату для переговоров. На стенах висели плакаты с изображением громоздких аппаратов с надписями на немецком. Я не знала, для чего служат эти аппараты, но мне было ясно, что они устарели. Плакаты были пожелтевшие от времени, а устройства явно принадлежали к давно превзойденным технологиям. На столе, помимо пыли, видимой в свете солнца, что пробивался сквозь жалюзи, стояла пустая чашка из-под кофе. Перед чашкой находилась небольшая область без тонкого налета пыли – как будто кто-то в два движения выпил кофе, предплечьем вытирая стол. Чистая часть дешевой поверхности имела форму треугольника. Мне показалось, что это выдает нервозность особы, сидевшей за столом