армии, я решил поступать на журфак. Но однажды вечером, за неделю до экзаменов, раздался телефонный звонок. Приятный мужской голос представился полковником КГБ и предложил мне подать документы в Высшую школу Комитета государственной безопасности.
Отец, узнав об этом звонке, так разнервничался, что у него прихватило сердце, пришлось вызвать скорую помощь. Утром полковник снова позвонил. Я сказал, что с детства мечтал стать журналистом и работать в КГБ не имею никакого желания. Тогда неизвестный мужчина в приказном порядке велел приехать мне на Лубянку.
Со мной беседовал некий полковник Евстигнеев. Он долго меня уговаривал, а потом неожиданно спросил: «Вы хотите, чтобы у вашего отца случился еще один сердечный приступ? Могу устроить». Я так перепугался, что согласился на все. Евстигнеев строго настрого запретил мне говорить отцу, что я разговаривал именно с ним. Тогда я не понимал почему, но через много лет выяснилось, что когда-то Александр Карлович Евстигнеев служил у моего отца адъютантом и.…Ну дальше детали, я их опущу. Словом, так я стал армейским контрразведчиком.
Пилюгин встал из-за стола, подошел к вязу, обнял широкий ствол дерева, припал к нему лбом. Федор подумал, что особиста развезло, но тот вполне твердым языком продолжал:
– Как-то, в конце мая ко мне в полк приехал отец. Я очень удивился – обычно раз в две недели я сам навещал родителей. Отец увел меня в лес, и мы долго с ним говорили. Для меня тогда впервые стало ясно, что его рассказы об отшельнике Иорадионе – не фантазии больного человека. Скажи, Федор, живет или жила у вас в деревне некая Анастасия Ильинична Налимова?
– Я только что от нее, – спокойно ответил Федор, пытаясь понять, к чему ведет Пилюгин. – Жива, здорова. – Он хоть и захмелел от самогонно – коньячного коктейля в желудке, но голова оставалась на удивление ясной. Логический кубик начал выстраиваться в одно целое.
Оторвав зубами голову лещу, начал счищать с рыбины крупнозернистую, золотистую шкурку. Одна чешуйка отлетела, прилипла у Арбузова под глазом.
– Стало быть, это твой папа, майор, упрятал мужа Прасковьи Ильиничны в психиатрическую лечебницу? Тоже мечтал заполучить рецепт похмельного эликсира. Вот почему ты о заряйке на берегу заговорил. А я все думал, откуда тебе про нее известно.
Теперь пришло время удивиться Пилюгину.
Федор помнил, когда особист волновался, то постукивал себя ребром ладони по шее. Так Пилюля делал и сейчас.
Ко всему прочему, Владимир Семенович оскалил свои большие, словно у капибара, передние резцы. Он думал, что придется рассказывать Федору длинную историю о событиях пятьдесят третьего, а оказывается Арбузу многое известно.
– Wunderbar! – Пилюгин даже привстал. – Великолепно. Что же ты слышал про рецепт похмельного эликсира?
– Слышал, – ухмыльнулся фермер, – вон он у меня в обувной коробке лежит. В той самой, что ты с берега нес.
Майор