собака! – один из бойцов подскочил и с размаха врезал капитану прикладом под ребра, – заговоришь, когда тебя спросят. Иди вперед. Ахмед не любит ждать.
Под сенью деревьев, вокруг выложенного камнями очага расположились семеро суровых мужчин, в камуфляже. На вертеле аппетитно шкворчала баранья нога. Пленников подвели и приказали остановиться напротив широкоплечего угрюмого бородача, сидевшего в центре. Это и был Ахмед, командир одного из бандформирований рассеянных по горам Чечни и «зализывавших раны» после недавней крупной операции федеральных сил.
Ахмед поднял голову и внимательно посмотрел на свою «добычу». Его глаза не излучали ни фанатичной ненависти, ни маниакальной слепой ярости и желания убивать. В его взгляде отражалась напряженная работа недюжинного ума. В свое время, будущий борец за свободу Ичкерии, с отличием закончил один из ведущих российских вузов. В совершенстве знал английский, французский, арабский языки. Неплохо говорил на испанском и немецком. Далеко продвинулся в области психологии. Ему прочили большое научное будущее… Но судьба распорядилась иначе…
– Итак, господа обреченные, – тихо начал он, – у меня для вас есть две новости. Простите за невольное, банальное клише, но их действительно две: хорошая и плохая. Я не буду спрашивать, с какой начинать, поскольку, в любом порядке изложения, одна вытекает из другой. Во-первых, я решил отпустить одного из вас. В моем штабе, – он кивнул на сидящих рядом бородачей, – мнения разделились, но мне удалось склонить несогласных на свою сторону. Причин несколько: из-за вас, мой отряд теряет определенный процент мобильности. Вы для меня – ненужный балласт. Сегодня утром, я получил окончательные достоверные сведения, что ваши жизни никого из родственников не интересуют. У капитана их вовсе нет. А великая Россия не намерена размениваться на такую пыль, как вы. Кажется, еще Сталин ввел подобную практику, начав с собственного сына: «Я, рядовых на фельдмаршалов не меняю!». Рационально, но не по человечески. Не любит вас родная держава. Эту проблему можно было бы решить радикально. Но я не садист, не живодер. Я – воин. Ваша кровь, пролитая не в бою, не принесет мне каких-либо дивидендов, ни моральных, ни материальных. Моя цель – чтобы один из вас доставил сообщение, вашему командованию. Гарантией же того, что мои слова будут переданы точно и по назначению, пусть послужит ваша солдатская честь, в которую я, как ни странно, верю. Оставшийся здесь, будет двойным заложником: фактически – моим, морально – вашей совести. Почему я говорю о заложнике в единственном числе и делаю упор на воинскую честь? Это проясняет вторая новость, неприятная для Вартана. Он не попадает в число кандидатов на освобождение из-за своей физической и духовной слабости, из-за своей лживости и порочности. Да-да, Вартан, – отвечая на молящее вопросительный взгляд толстяка, проговорил Ахмед, – Ты хотел обмануть меня, скрыв, что в твоем, личном активе, гораздо большая сумма, чем я запросил.