руки, ноги, но такое вот паломничество сквозь суету позволяет мне достигать особого ощущения внутри, именно его я и называю ощущением себя. Его трудно достичь мысленно, методично проделывая какие-либо ритуалы. Только так. Идя без всякой цели по неизвестному пути. Этого я и хотел в то июльское утро, отойдя от противного дяденьки, который своим чихом нарушил внутреннюю сосредоточенность.
Отойдя от скамейки, я пошел в сторону моста, эти места я знал очень хорошо – центр. Подул тревожный ветер. Вытащив деревяшку из рюкзака, я сел у самой воды. Она отдавала прохладой и чем-то очень таинственным, такое не понимают люди. Я достал краски. У меня было немного, штук десять, баночек и два тюбика с белилами. Живопись – прежде всего внутреннее состояние. Это спонтанно выходит, так, что об этом и рассказывать не хочется – слишком лично.
Вокруг пустынно, нет прохожих, а я рисую чуть прохладной рыхлой гуашью на асфальте пальцами, иногда смачивая руки в речке с простым запоминающимся названием. И мне хорошо. Наверное, «хорошо» – слишком плотское слово для того, что я чувствую. Но это так… почти что интимно, что я не хочу, чтобы вы могли представить те же ощущения. В один момент мне показалось, что рисунок под моими пальцами живой. Он дышит, пульсирует, шевелится. Картинку смоет дождь. Но то, что я чувствовал, когда рисовал, только мое. Такое дождь не смывает.
9:40
На пальцах, в уголках ногтей, осталась краска, которая не смывалась в реке. Я бродил по парку рядом с рекой, а затем вышел на центральную улицу, которая еще нежилась в утреннем полусне. Редкие прохожие… да, если честно, почти никого. Там вон девчонка в каком-то длинном, вышедшем из моды, платье. Через дорогу шел парень в пиджаке, футболке и джинсах, с длинными кудрявыми волосами, собранными сзади в пучок, очками в золотой оправе и татуировками на шее. Он зашел в книжный. Туда направился и я.
Живительная прохлада кондиционеров, источающих мертвый воздух, окутала мои поры. Было не много людей, можно сказать – пустынно. Пройдя по закоулку со специализированной и научно-популярной литературой, я направился в аллеи художественной. Иногда я выбирал книги, как еду. Осматривая меню книжного, сегодня я выбрал легкий завтрак: сливочные рассказы Харуки Мураками и хрустящие миниатюры Нгуена Динь-Тхи. Когда же я не тосковал всем существом по пище художественной, искал себе в книгах собеседника. В то время как я читал, герой произведения и автор беседовали с моими проблемами, сомнениями, частями меня самого. Это лучшие собеседники. Хоть я и был эстетически голоден, моему существу хотелось и неспешного, вдумчивого разговора. В руках я держал Умберто Эко. Увесистая книжка, которую не взять в дорогу почитать – «Имя Розы». Как бы я беседовал с ней? Точно не в трамвае или пластмассовом кафе. Наверно…
– Ну что ж, сеньор, тогда начнемте здесь, ведь фактически мы уже разговариваем, – я услышал мягкий бархатный баритон. Неужели тот парень в пиджаке и с наколками?