Юля посадила сына в коляску, пообещав, что купит мороженое. В доме не было ни крошки еды, мороженое будет вместо завтрака. Разумеется, вредно, но Ежик сразу повеселел.
В лифте к ним подсела Валентина с нижнего этажа.
– О, привет! Вы вернулись? – она подмигнула Ежику. – Загорели как, посвежели. Мужика там не завела?
Это были обычные Валькины шуточки, так что Юля только отмахнулась.
– А что это у тебя всю ночь шум такой был? То кто-то топает как слон, то посуда бьется. Я думала – тебя нет, уж не воры ли залезли? Хотела в полицию позвонить, так лень вставать было… – Валентина зевнула во весь рот.
– А это жилец новый, ему свекровь Лешкину комнату сдала, – тут же наябедничала Юля.
– Да ну? – Валентина никогда ничему не удивлялась, но тут, видно, ее проняло. – Пьющий, небось?
– А то, – Юля решила не углубляться.
– Нарочно, значит, чтобы тебя из квартиры выжить, – констатировала Валентина. – Не дрейфь, Юлька, прорвемся!
Выходя из подъезда, Юля подумала, что Валентина в общем-то пустая и не слишком умная баба, но все же поддержка была кстати. И еще хорошо, что Валька – ужасная болтушка и про то, что свекровь нарочно привела в дом пьяницу, теперь будет знать весь дом. Только свекрови-то это, как выражается та же Валентина, по барабану.
Они опоздали на четырнадцать минут, и, конечно, по закону подлости сегодня группу вела Лизавета. Она выскочила из зала в раздевалку и встала в дверях, сложив жилистые руки на плоской груди.
– Ну, и что же у вас на этот раз?
– Лизавета Петровна! – затараторила Юля фальшиво-радостным голосом. – Как же мы по занятиям соскучились! А мы на море были, в Турции, ночью только прилетели, и сразу к вам!
– Уж так мы рады… – процедила Лизавета сквозь зубы, – просто счастливы…
Юля отвернулась и закусила губу. Ужасно хотелось рявкнуть на мерзкую бабу, чтобы не смела так разговаривать. Они приписаны к этой группе, два раза в неделю их обязаны принимать, и вовсе ни к чему Лизавете шипеть и хамить. Мало ли что опоздали. Попробовала бы сама с коляской две остановки пробежать! Но Юля не смела ничего сказать, потому что это тотчас же отразится на Ежике. Он и так Лизавету боялся. Она злая и вредная, потому что у самой ни мужа, ни детей. И такую работу выбрала…
Когда были деньги, Юля водила Ежика в платную группу. Там работала Анечка – совсем молодая, веселая, играла с детьми, музыку включала.
– Иди, милый. – Юля одернула маечку и подтолкнула сына к дверям.
Разумеется, он сел на пол и отказался идти, Юле пришлось занести его в зал под кинжальным взглядом Лизаветы.
Затем она опрометью бросилась на улицу и вскочила в проезжающую маршрутку. Усевшись, закрыла глаза и постаралась не думать, что Лизавета сейчас орет на Ежика, а он сдерживает слезы, потому что даже плакать при ней боится. И у него не получаются никакие упражнения, потому что он и не слышит Лизаветиных указаний.
Юлия пыталась отвлечься от грустных мыслей, но в ушах стоял плач Ежика. Господи, за что ей это, за какие грехи? У