Стена вновь стала бежевой. Сквозь слой свежей краски проглядывало тусклое солнце. «Художнику» пришлось попотеть – с десяток баллончиков, сложенных аккуратной горкой, поблескивало возле стены.
Слез у Иры не было. Колька все сделал правильно.
Ахнула мама, выглянув через день в окно. Испуганно глянула на дочь, закусила губу, стала задергивать штору. Но Ира уже сидела в кресле и быстро подкатилась к подоконнику.
На стене была нарисована она – с раскинутыми словно крылья руками, подобно готовящейся взлететь птице. А снизу ее поддерживал стройный золотоволосый юноша. Он был нарисован столь искусно, что казался настоящим. Или… Да! Он и был настоящим, поскольку, увидев ее в окне, взмахнул руками, и ринулся к ее подъезду. А ее изображение на стене отправилось в полет. Впрочем, Ира не могла уже понять, которая она – нарисованная или настоящая – летела сейчас выше.
«Бы»
Он смотрит на меня долго и пристально, а потом говорит:
– Я обязательно свозил бы тебя на море.
Я никак не могу понять, что выражает его взгляд. Мне почему-то кажется, что в глазах передо мной нет ни капли любви. По-моему, так смотрит удав на кролика, когда хочет пообедать. Но вслух я этого не произношу; наверняка он с обидой скажет, что я – бессердечная привереда с неуемной фантазией, которая вечно напридумывает всякой ерунды, не замечая очевидных вещей. Поэтому я отвечаю:
– Море – это хорошо. Я сто лет не была на море. Спасибо тебе.
Он все-таки обижается:
– Зачем ты язвишь? Я сказал совершенно искренне!
– А я совершенно искренне тебе ответила: спасибо, – не понимаю я его упрека.
– Ты сказала это с сарказмом. А я и правда хотел бы свозить тебя на море. Мы бы пили вино под звездным небом, купались бы обнаженными при свете луны в ночном море…
– Почему именно в ночном? – удивляюсь я. – Позагорать я тоже не против. И желательно в купальнике.
– Ты такая приземленная, Анна! Жариться на солнце – это так банально! Неужели тебе никогда не хотелось снять с себя все и, подобно Афродите, одеться в соленую пену прибоя?
– Честно? Не хотелось бы. И потом, Афродита не лезла ночью нагишом в море, она в пене родилась. Причем, если не ошибаюсь, при свете утренней зари.
– Ну вот, опять ты язвишь! – разводит он руками. – С тобой невозможно мечтать!
– Хорошо, – сдаюсь я. – Поехали.
– Куда? – вздымает он брови. Сейчас он похож не на удава, а как раз на изумленного кролика.
– На море. Купаться голышом при луне.
– Но… – запинается он, – сейчас не сезон…
Мне так и хочется возразить, что на Земле немало мест, где и в декабре теплое море. Но я, конечно, не говорю ему этого. Шепчу только, невольно отводя взгляд:
– А если бы сейчас вернулось лето?
– Неужели ты сомневаешься? Тогда я обязательно свозил бы тебя на море!
Колдовство
Когда следствие заходит в тупик, в Тумбурдии не считается зазорным