ездила, к какому-то профессору. Сказали лишь, что до двадцати лет доживёт дай Бог и всё. Отец тогда день и ночь молился на коленях, как мать рассказывала. И вот Маринке уж двадцать два, замуж вышла, да сына родить смогла. В семье её никто не тревожил, тяжелее кружки она ничего не поднимала.
– Зараза какая, а! Иди отседова! Что наказала, то и делай. А то ни в какую Золотовку не поедешь – прикрикнула мать.
Люба больше пререкаться не стала. Теперь всем сердцем желая уехать, как можно скорее. От матери ей доставалось больше всех и иногда Любе казалось, что из всех девяти детей, именно её она не любит. Ведь когда Нина Игнатьевна была беременна Любой, то у неё умерла мать, которую она очень любила. Нина Игнатьевна была у неё единственным ребёнком и мать Прасковья Солодова держала подле себя свою кровиночку до последнего, пока в их деревню не приехал искать себе невесту Потапов Максим Алексеевич. Нине тогда уж двадцать пять стукнуло, чуть ли не старой девой считалась.
Когда Люба вышла, Максим Алексеевич тихо произнёс:
– Любку не трожь. Пускай едет, девка она у нас не глупая. В подоле по твоим словам не принесёт, скорее замуж выйдет – знал бы в ту минуту Максим Алексеевич, что слова его пророческими окажутся.
Нина Игнатьевна хоть и с большой неохотой, но дочь отпустила. И вот Люба со своей подружкой снова трясутся в пыльном пазике. Что их там ждёт?
– Меня уж Егорка теперь заждался. Как бы другую не нашёл себе паразит – всю дорогу переживала Галя.
– Если любит, то дождётся. Неужели серьёзно прям у вас? – Люба ехала без энтузиазма. Её никто не ждал, просто захотелось на лето вырваться из дома. Из её большого родного дома, который построил когда-то отец, своими трудовыми руками для их большого семейства.
– Ну не скажи – протянула Галя – с глаз долой, из сердца вон. А нас долго с тобой не было, целый месяц пока экзамены в техникуме шли! В конце мая уехали, а сейчас уж июль. Это я серьёзно настроена, он не знаю как. Вот и переживаю – Галя вдруг покраснела и опустила глаза.
– У вас было что ли уже! – удивлённо спросила Люба, догадавшись о причинах такого беспокойства подружки.
– Было! А что? Нотации читать начнёшь? – с вызовом произнесла Галя и отвернулась к окну, не желая продолжать далее разговор. Люба и не лезла. Это личное дело Гали. У неё самой будет всё по другому. Только в браке и по большой чистой любви, а не повинуясь срамной похоти.
Прибыв в деревню, девчонки быстро помирились. Снова заселились у бабы Нюси. Соседки только уже другие были, ещё высокомерней чем предыдущие.
– Где наша баба-яга их берёт таких? – удивлялась Галя, заправляя свою койку.
– Галь, не называй ты её так! Хорошая ведь бабуська, добрая. Шутить умеет – улыбнулась Люба, доставая припасы, которые ей мать навертела в дорогу. Чтоб дочь не голодовала.
– Да ну её! Парней не водить, отбой в десять и свет как зря не жечь. Пластинка заезженная, бее! – Галя скорчила гримасу.
Утром они с Любой ни свет, ни заря отправились в цех. Александр Валерьянович им очень