не допустить этого, он даже нарушил традицию и не пошел следить за поединком Ворона с Квинтом, а остался с ней и раненым другом. В суете вокруг умирающего Ферокса и сборов Ахиллы он почти забыл о том, что в атриуме сражаются те, кто делил с ним все невзгоды кочевой жизни, и тем неожиданней и страшнее был многоголосый вскрик, донесшийся из-за открытых дверей. Возбужденные видом крови, зрители вопили «Добей!», «Добей!», «Добей!» так, что пошевелился даже лежавший без сознания Ферокс.
– Это конец…
Ахилла обернулась то ли на шепот, то ли всхлип, и увидела, как у вечно невозмутимого ланисты, много раз без страха глядевшему в глаза смерти, на щеке появилась влажная дорожка, которую он даже не пытался стереть. Была ли это боль за того, кого сейчас добивали перед пирующими гостями Валериев Максимов, оплакивал ли он гибель своей полуголодной труппы, жалел ли о том, что много лет назад пошел против воли отца – кто даст ответ на этот вопрос?
Но Камилл недаром в свое время слыл отличным гладиатором. На секунду дав волю своему горю, он тут же снова стал невозмутимым распорядителем жизнью и смертью членов своей «фамилия гладиатория»:
– Быстро пошла в атриум, – резко приказал он расстроенной Ахилле. – Здесь тебе делать нечего. Охрана! Отведите девушку и проследите, чтобы она не наделала глупостей. Я сейчас приду!
С этими словами он отвернулся, давая понять, что разговор окончен, и привычная к повиновению Ахилла, повесив на плечо аркан, и взяв в руки копье и кинжал, шагнула за порог навстречу судьбе. Мимо нее рабы протащили тело Квинта с перерезанным горлом, замотанным какой-то тряпкой, чтобы не пачкать пол. За ним как слепой брел Ворон, глядя перед собой остановившимися глазами. Даже не заметив, что больно задел предплечье девушки краем щита, он вошел в комнату и опустился на невесть как оказавшийся там богато изукрашенный стул кипарисового дерева, стоявший между двумя светильниками.
Ахилла тяжело вздохнула, ощущая запах крови, и, не став дожидаться печального рассказа, пошла по коридору на льющийся свет. Сзади топала ногами и тяжело сопела охрана. Около входа в атриум ее догнал Камилл. Они встали в проеме арки, ожидая, когда раб-именователь, исполнявший обязанности глашатая, объявит ее выход. Благодаря паузе девушка смогла оглядеться по сторонам и немного освоиться с ярким светом десятков светильников, озарявших высшее общество не только маленьких Путеол, но и вечного Рима.
– Хозяева вон там, слева. В центре – претор Валерий Максим. Тех парней, что возлежат за соседним столом, ты уже видела. Нас интересует красавец с надменным лицом, что склонился к матроне с изумрудной диадемой на голове. Это Север, сын хозяина виллы, префект претория. Дама – Кальпурния, жена сенатора Семпрония, одна из признанных красавиц Рима. Говорят, по своей распущенности она скоро догонит Мессалину. С другой стороны от нее – приятель Севера Каризиан. Род у него древний, но после всех гонений, что устраивали на его семейство предыдущая династия, денег у него почти не осталось, так что милейшего