мирового порядка и расколу внутри рабочего класса, одновременно обогатив правящее меньшинство и укрепив его власть. Наши представления о работе перевернулись с ног на голову. Работа теперь стала требовать нашей любви, времени, мозгов и тел, и это точно нельзя назвать победой. Смелые мечты активистов 1960–1970-х годов о свободе и всеобщем процветании не сбылись. Как пишет фемактивистка и исследовательница Сильвия Федеричи, ничто «так сильно не подавляет нас, как превращение в работу тех занятий и отношений, от которых мы получаем удовольствие»[46].
С сокращением числа рабочих мест в промышленности все больше и больше людей переходят в те сферы, где от них требуют любви к своей работе. В США больше всего новых рабочих мест появляется в сферах ухода за больными, общепита и медицинского обслуживания на дому. Все это – гендерно маркированные занятия, требующие заботы о других людях. На такой работе требуются навыки, которые, как предполагается, от природы присущи женщинам; эти занятия воспринимаются как продолжение той работы по уходу, которую на женщин возлагает семья. В список перспективных профессий также входят программисты, которые хоть и получают больше, но тоже должны демонстрировать увлеченность своей работой, – правда, для этого им нужно не заниматься эмоциональным трудом, а сидеть за работой как можно дольше. В этом отношении они ближе к работникам творческих профессий (артистам или журналистам вроде меня), чей труд организован в соответствии со старыми представлениями о художественном творчестве[47].
Если работа по уходу соответствует семейной любви, основанной на всепоглощающем материнском чувстве, то аналог творческой работы – любовь романтическая, основанная на другой разновидности самопожертвования и преданности, – на них, как предполагается, нам должны ответить взаимностью. Проблема в том, что работа никогда, никогда взаимностью не отвечает.
Иными словами, когда человека принуждают быть счастливым на работе, от него всегда требуют эмоционального труда. У работы, в конце концов, нет чувств. Капитализм не может любить. Новая трудовая этика, согласно которой труд должен давать нам возможность реализовать себя, обречена на провал. Большинство работ счастья не принесут: даже если вы найдете работу по душе, она все равно будет для вас источником фрустрации. Например, я пишу эти строки в восемь часов вечера, поедая суп из пластикового контейнера, разогретый в микроволновке; я просидела двенадцать часов у экрана компьютера, хотя это и были славные двенадцать часов. У нас может быть лучший начальник на планете, искренне заботящийся о сотрудниках, но он все равно остается нашим начальником и финансовые соображения всегда будут для него на первом месте[48].
Капитализм определяет всю нашу жизнь – даже в эпоху фордистской сделки его воздействие не ограничивалось одним лишь рабочим местом, – и капиталистическая дисциплина касается не только деятельности, непосредственно направленной на извлечение прибыли. Отношения