скрытому врагу, таинственному и грозному среди этого мрака. Волки вглядывались в темноту, двигались ощупью, схватывали чьи-то руки, которые жили будто сами по себе, без тел, вздрагивали в радостном страхе. Действительность исчезла. Сразу поднялась кутерьма с воем и криками, потом послышался смех Хуаниты Хэйдок и удивленный голос Гая Поллока:
– A-а! Пустите! Вы сдерете с меня скальп!
Миссис Люк Доусон поспешила выбраться на четвереньках в освещенную переднюю и простонала:
– Я, кажется, в жизни никогда еще так не волновалась!
Ее солидность как рукой сняло, и она с восторгом повторяла: «В жизни никогда…» – видя, как сама собой распахивается дверь гостиной и оттуда вылетают башмаки. А из темноты за дверью неслось рычание и топот, и чей-то голос трубил:
– Вот тут много сапог! Волки, сюда! У-у! Чья возьмет?
Когда Кэрол внезапно зажгла свет в комнате, обратившейся в поле битвы, половина гостей сидела кругом, прижавшись к стенам, где они предусмотрительно оставались во все время сражения, но посреди, на полу, Кенникот боролся с Гарри Хэйдоком. Воротнички у них расстегнулись, всклокоченные волосы падали на глаза. Похожий на сову мистер Джулиус Фликербо отступал перед Хуанитой, захлебываясь от непривычного смеха. Скромный коричневый галстук Гая Поллока висел у него на спине. На изящной блузке молоденькой Риты Саймонс недоставало двух пуговиц, отчего полное плечико оказалось открытым больше, нежели это считалось приличным в Гофер-Прери. То ли от неожиданности, то ли от негодования, от боевого пыла или физических усилий, но, так или иначе, со всех слетела многолетняя корка социальных условностей. Джордж Эдвин Мотт хихикал; Люк Доусон теребил свою бороду; миссис Кларк с жаром рассказывала:
– Знаешь, Сэм, я тоже играла! И мне достался башмак! Вот уж никогда не думала, что смогу так яростно драться!
Кэрол чувствовала себя великой реформаторшей.
В порыве милосердия она принесла гребенки, зеркальца, щетки, иголки и нитки. Она позволила гостям восстановить божественную благопристойность пуговиц.
Би, ухмыляясь, принесла груду мягких, сложенных в несколько раз листьев бумаги с изображением цветов лотоса, драконов, обезьян, голубых, алых, серых и пурпурных птиц, порхающих среди светло-зеленых деревьев неведомых долин.
– Это настоящие китайские маскарадные костюмы, – объявила Кэрол. – Я выписала их из Миннеаполиса. Наденьте их поверх платьев, забудьте, что вы жители Миннесоты, и превратитесь в мандаринов, кули и… и самураев – кажется, есть такие? – и вообще во что только вам заблагорассудится!
Пока они смущенно шуршали бумажными костюмами, она исчезла. Через десять минут она поглядела с лестницы вниз на их смешные румяные американские лица и восточные одеяния и крикнула:
– Принцесса Винки-пу приветствует свой двор!
Когда они подняли глаза, она увидела в них выражение подлинного восторга. Перед ними была воздушная фигурка в шароварах и кафтане из зеленой парчи с золотыми шнурами. Высокий золотой воротник упирался