Я хочу знать. Я хочу все понимать.
– Отлично! С удовольствием!
И он пошел вниз растапливать печь.
За ужином она спросила:
– Например, что ты делал сегодня?
– Сегодня? Что ты имеешь в виду?
– Лечебные дела. Я хочу знать…
– Ну, сегодня не было ничего особенного: два болвана с расстройством желудка, вывих руки и одна идиотка, которая угрожает самоубийством оттого, что ее не любит муж. Все обычные случаи.
– Разве несчастная женщина – тоже обычный случай?
– Она? Просто нервы! Ничего не поделаешь с этими супружескими дрязгами.
– Но, дорогой мой, я прошу тебя, ты расскажешь мне, когда у тебя в следующий раз появится что-нибудь интересное?
– Конечно! Само собой разумеется! Расскажу обо всем, что… Право, отличная лососина! От Хоуленда?
Через четыре дня после поражения у «Веселых семнадцати» явилась Вайда Шервин и нечаянно разбила душевное спокойствие Кэрол.
– Можно зайти к вам поболтать? – сказала она с таким наигранно веселым и невинным видом, что Кэрол сразу стало не по себе. Одним взмахом Вайда сбросила шубу, села, словно проделала гимнастическое упражнение. Потом выпалила:
– Чувствую себя непозволительно хорошо в такую погоду! Рэймонд Вузерспун говорит, что, будь у него моя энергия, он стал бы знаменитым оперным певцом. Я всегда считаю, что здешний климат великолепен, что мои друзья – милейшие люди, а моя работа – самое важное дело на свете. Может быть, я обманываю себя. Но одно я знаю твердо: вы самая храбрая дурочка на свете.
– И поэтому вы собираетесь содрать с меня заживо кожу? – Кэрол говорила весело.
– Я?.. Впрочем, может быть. Я знаю, что часто в драке больше всех виноват третий. Тот, кто бегает и с превеликим удовольствием передает одному, что сказал другой. Но я хочу, чтобы вы приняли участие в оживлении Гофер-Прери, и для этого… Такой, можно сказать, единственный случай… Я, верно, болтаю глупости?
– Я знаю, что вы имеете в виду. Я была слишком резка у «Веселых семнадцати».
– Нет, это пустяки! Кстати, я очень рада, что вы высказали им несколько здравых истин о прислуге, хотя, пожалуй, вы были не вполне тактичны. Дело гораздо серьезнее. Не знаю, понятно ли вам, что во всяком таком замкнутом общественном кругу каждый новый пришелец проходит испытание? Люди любезны с ним, но не спускают с него глаз. Я помню, когда сюда перевелась из Уэлсли учительница латыни, ей ставили в вину ее северный выговор. Считали, что это она для важности. Конечно, говорили и о вас…
– Неужели было о чем говорить?
– Дорогая моя!
– Мне всегда кажется, будто я хожу в облаке: смотрю на других, а меня не видно. По-моему, я так незаметна и так обыкновенна, что, казалось бы, прямо нечего во мне разбирать. Не могу себе представить, чтобы мистер и миссис Хэйдок стали сплетничать обо мне. – Кэрол разгоралась все большим негодованием. – Мне это противно! У меня мурашки по спине бегают, когда я думаю, что они смеют обсуждать мои поступки и слова. Ощупывают