второй работал на британскую разведку, вырубил первого и сбежал. И тогда этот “Джеймс Бонд” со своей бесшумкой пробрался в здание вслед за Доминикой, чтобы… Чтобы что? Если бы он хотел ее просто пристрелить, наверное, она была бы мертва. Или она настолько крута, что спиной почувствовала угрозу, пинком в прыжке выбила пистолет, и…
– Герр Волков, я жду! – холодно напомнил о себе Юрген.
– Да-да, конечно, – залопотал я. – Извините, растерялся, день был очень длинный, устал, знаете ли…
– Ваша работа меня не касается, – презрительно скривил губы Юрген. – Подписывайте, и можете идти спать.
Я взял ручку и поставил свою подпись. Пробежался глазами по печатному тексту проформы ради. Так-то мне было все равно, что я там подписываю.
– Теперь все? – спросил я, поправив очки. – Мы можем идти?
Юрген аккуратно сложил обе бумажки, мою и Марты, в свою папку и кивнул одному из своих громил.
– Гейнц, проводи герра Волкова и Марту к выходу.
На улице было уже не по-летнему холодно. На небе сияла серебром полная луна. И от ее серебристого света делалось еще холоднее. Где-то уныло завыла собака. Я поежился. Захотелось закутаться в свою многострадальную гимнастерку еще теснее. Подумалось, что надо бы обзавестись одеждой потеплее, лето явно закончилось, а потом еще и зима настанет…
– Помнится, кто-то говорил про бутылочку хереса… – задумчиво сказал я.
– Уже поздно, – буркнула Марта. – А еще нужно успеть выспаться…
Она отстранилась. Ну вот тебе здрасьте, обиделась? Нет-нет-нет, милая, так просто я от тебя не отстану. Ты же ценный источник информации, прямо-таки сущий кладезь! Я обнял девушку за талию и притянул к себе.
– Мы уже и так выспаться не успеем, так что давай проведем это время с пользой, – прошептал я ей на ухо и легонько куснул.
Марта для вида повырывалась, заметно было, что слегка сердится. Что ей такое в голову взбрело, шут ее знает… Но через несколько секунд захихикала, расслабилась и подставила губы для поцелуя.
– И правда, – проворковала она. – И до работы тебе идти будет ближе…
Квартира Марты оказалась в паре кварталах от комендатуры, расположилась на первом этаже аккуратной трехэтажки с дореволюционной фасадной лепниной и черепичной крышей.
– Проходи, – Марта отперла скрипучую деревянную дверь и, впустив меня внутрь, щелкнула выключателем.
Ухоженная и простенькая однушка. В комнате железная кровать с пирамидой пуховых подушек и накрученными на прутья спинки блестящими шарами, резной комод из потемневшего дерева, угрюмое трюмо заставленное флакончиками и какими-то дамскими коробочками. В центре круглый стол, накрытый вязаной белой паутинкой. На стене репродукция «Девятого вала» Айвазовского соседствует с самошитой подушечкой, которая, будто ёж ощерилась воткнутыми в нее швейными иголками.
– А у тебя уютно, – улыбнулся я.
– Здесь до меня жила какая-то старуха, – оправдывалась Марта, будто уловив в моем голосе скрытую иронию.
Она