тебя попользуют и уничтожат, никому не хочется видеть живое доказательство собственной слабости. И всё же главное – выжить сейчас, а потом может случиться многое.
– Может, вам сбежать, госпожа моя?
– Некуда бежать. От Святого ордена не спрячешься под чужим именем.
– На окраине империи можно затеряться.
Голос Марты прозвучал как-то неуверенно, бедняга избегала смотреть в глаза, она и сама не верила тому, что говорила, но благодарность обязывала предложить помощь. Пусть и всего лишь в виде малозначащего совета.
– Нет, Марта. Затеряться проще в большом городе, но и там от Ищеек не побегаешь.
– Мы, госпожа, за вас показания дадим. И я, и Полиния, а уж Визарий и подавно.
Марта говорила шёпотом, боясь как бы инквизитор на диване в гостиной не пришёл в себя до срока. На мои крики прибежали слуги, и Вазарий перенёс служителя Святого ордена, как ребёнка, на руках в гостиную. Я смотрела на него с ужасом и вдруг перестала бояться. Не потому, что в таком состоянии он напоминал переволновавшегося юнца, внешность обманчива, я видела в его глазах готовность умертвить каждого, кто станет на путь Тьмы, а значит, и меня, но также заметила другое.
То, что давало слабую, но надежду. И то, что объясняло такой внезапный обморок человека, способного и глазом не моргнуть во время казни ведьмы.
– Не трогай!
– Я только хотела расстегнуть сюртук и смочить шею прохладной водой с уксусом.
У инквизитора железная хватка.
– Пустите, каноник, вы сломаете мне руку.
– А что бывает с теми, кто шарится по чужим карманам, госпожа? Раньше им отрубали кисть, я же могу только оставить на вашем запястье пару синяков. Не благодарите.
Он был прав, я хотела посмотреть, что же он держит в кармане, не зря же всё время опускал туда руку, но ни за что не собиралась в этом признаваться.
– Не буду, – ответила я, получив наконец свободу. – Что с вами было? Вы больны?
Я отпустила слуг минутой ранее. Они любопытны, но не настолько, чтобы не знать, какова плата за подслушивание у дверей, когда за ними находится инквизитор. Как минимум обвинение в нарушении тайны допроса.
– А ты не видишь?
Снова обнаглел и перешёл на «ты». На допросах принято обращаться с ведьмой как с провинившейся служанкой, для которой наказание в виде десятка два плетей всего лишь предупреждение.
– Я не сильна в целебных травах или зельях.
– Что-то потревожило мою магию, это дурной знак для этого дома.
Инквизитор сел на диване и опустил голову на колени. Встряхнул ей как дикий зверь, запустил пятерню, узкую, почти женскую, в таз с уксусной водой и полил себе на загривок.
– Лучше. Где та тетрадь?
Взглянул на меня испытующе, будто ожидал, что я начну уверять, что никакой тетради не было, но я молча кивнула в сторону стола, на котором и оставила ту злополучную улику. Самую тонкую, самую первую, я вела её до того, как стала тем, кем являюсь.
– Хорошо. Почему не спрятала, пока я был в отключке?
Подошёл к столу как ни в чём не бывало. Хотел убедить меня, что обморок лишь трюк?