покраснев, отозвалась я, опуская голову.
– В комнату иди. Корми, а я пока растоплю да воды нагрею, – махнул рукой в сторону двери Васил и вышел из дома.
– Ну что же, идём, – тихо шепнула я, беря малыша на руки. Зайдя в комнату, я осмотрелась. Большой сундук за дверью, ещё поменьше возле кровати, стол прямо возле окна, а у стены большая, двуспальная кровать.
Я села сначала за стол, но поняла, что долго не выдержу. Пересев на кровать, с удивлением обнаружила довольно-таки мягкий матрас. Не ожидала такой роскоши в деревне!
Распеленав мокрого малыша, я стянула платье по пояс и приложила обнажённое тело к груди. Послышались жадные причмокивания, а я улыбнулась. Всегда хотела детей, но сначала училась, потом копила деньги на собственное ателье, потом болезнь родителей, долги, кредиты… Ни времени, ни желания заводить отношения не было. А время шло…
Теперь ни долгов, ни кредитов, зато есть ребёнок и абсолютное непонимание, что делать дальше. То, что оставаться в этой деревне нельзя – понятно даже последней дуре, коей я себя не считала. А куда идти? Амалия не была нигде дальше графства, в котором работала. Родители давно сгинули, подхватив холеру, а больше у девочки никого не было.
Вот и не защитил никто, когда графский сын под юбку полез. И на крики никто не пришёл – привыкшие. Да и какой смысл? Слуги только сочувственно головой покачали, когда едва живая Амалия вышла из графских покоев.
Но как ни странно, девочка хотела этого ребёнка. Наверное, потому что больше никого не осталось, а родную душу хочется иметь любому человеку. Или сыграли юношеский максимализм и вера, что она сможет воспитать ребёнка.
Я залезла в сумку и достала мешочек с монетами. Высыпав их на кровать, я принялась считать золотые кругляши. А немало за молчание! Пятьдесят золотых – при зарплате горничной в две серебрушки. Неужели родители Генри всё же чувствовали свою вину и понимали, какое чудовище их сын? Только вот он единственный ребёнок в семье, наследник…
Собрав монеты в кошель, я спрятала их поглубже в сумку и посмотрела на крошку.
– Как же тебя назвать, милый? – тихо прошептала я, разглядывая тёмные волосики мальчика. – Может, Итан? А ты знаешь, что это имя означает “сильный, крепкий”? Когда-то верили в силу имени, что оно дарует особую защиту своему носителю.
Малыш оторвался от груди и смотрел на меня внимательным взглядом, словно понимал, что я ему говорю.
– Накушался, маленький? – проворковала я, целуя кроху в макушку, пахнущую молоком. – Тогда давай оденемся.
Но одеть малыша я не успела, раздался стук в дверь. Натянув платье и зашнуровав его на груди, я распахнула дверь, за которой стоял Васил.
– Вода согрелась, искупай мальца, – тихо сказал мужчина, кивая на Итана. – Тряпки, переодеть его, дам.
– Спасибо, – поблагодарила мужчину, положила Итана в корзину и, забрав вещи, вышла из комнаты.
На столе уже стояла небольшая ванна, наполненная чистой водой. Я подвернула рукав и коснулась воды локтем. Вода оказалась комфортной, тёпленькой.