немного отдохнуть от угощений, спиртного, танцев и разговоров, я отправился исследовать дворец. Одни комнаты я осмотрел, в другие меня не пустили, и, наконец, я вернулся в огромный Зал Большого совета, где цветастым вихрем кружились танцующие. Мое внимание привлек фриз с портретами дожей: одного то ли закрасили, то ли прикрыли черной тканью. Традиция, связанная с венецианскими маскарадами? Или с этим конкретным балом?
– Его звали Марино Фальеро, – произнес незнакомый женский голос по-английски, с легким акцентом.
Обернувшись, я увидел даму в костюме пиратского капитана. Почти моего роста – благодаря сапогам на высоких каблуках. Камзол она по-гусарски накинула на одно плечо. Остальные детали наряда казались разношерстными, подобранными на скорую руку: мешковатые бриджи с латунными пуговицами, вычурная, в рюшах, блуза, жилет с полураспущенной шнуровкой, больше похожий на корсет, трехцветный кушак, а на бледной тонкой шее – бусы, всевозможные цепочки и что-то вроде медной пластины-полумесяца. На ее черной бархатной маске, будто морось, спиралями расположились жемчужинки. Сочные губы весело улыбались. Из-под синей, лихо заломленной шляпы, увенчанной пучком аляповатых перьев, выбивались черные локоны.
– Любопытно. Расскажете поподробнее? – попросил я, глядя на темную прореху в череде портретов.
– Он пробыл дожем около года в середине четырнадцатого века, – сообщила незнакомка; ее голос звучал молодо, уверенно, мелодично. – Его обрекли на вечный позор, заменив портрет черным свитком. Фальеро пытался совершить переворот, чтобы свергнуть республику и провозгласить себя принцем.
– Он ведь и так был правителем, – удивился я.
Пиратка пожала плечами.
– Принцы и короли обладали большей властью. Дожей ведь выбирали. Пожизненно, но с уймой ограничений. Им не позволялось вскрывать официальную почту. Сперва письма читал цензор. Дожам также запрещалось беседовать с иностранными дипломатами без свидетелей. Какое-то влияние у дожей имелось, однако во многом они походили на марионеток.
Девушка взмахнула рукой. Блеснули серебром кольца, надетые поверх черной кожаной перчатки. Ее сабля – или пустые ножны? – качнулась у бедра.
– Я думал, портрет спрятали только на время бала.
Она помотала головой.
– Нет, навсегда. Фальеро был приговорен к Damnatio Memoriae [31]. Разумеется, ему еще и голову отрубили, а тело изувечили.
– Разумеется, – мрачно повторил я.
– Республика всерьез принимала такие угрозы в свой адрес, – уже холоднее пояснила пиратка.
Интересно, она из местных?
Улыбнувшись, я изобразил легкий поклон.
– Похоже, вы прекрасно разбираетесь в предмете, мэм.
– Едва ли. Просто интересуюсь.
– Спасибо вам за то, что и меня просветили.
– Не за что.
– Не хотите ли потанцевать? – кивнул я в сторону людской кутерьмы.
Она приподняла подбородок, словно