на помощь, сможет совершить посадку. А если не самолёт? Впрочем, на этот случай в тамбуре моей палатки-амбулатории, тщательно укрытые брезентом, лежали две сумки. Одна с парашютами – главным и запасным, уложенными ещё в Москве, другая медицинская – аварийная, с хирургическими инструментами в залитом спиртом стерилизаторе, бинтами и медикаментами. Так что, если бы потребовалось, я был готов немедленно вылететь на помощь и прыгнуть на льдину с парашютом.
Потоптавшись у входа, чтобы перевести дух, я приподнял откидную дверь, сбитую из десятка узких реек, окрашенных голубой краской, и решительно шагнул через высокий порожек.
Штабная палатка была просторной, светлой. Четыре пылающие конфорки излучали приятное тепло. Пол был застелен новыми оленьими шкурами. Их ещё не успели затоптать, и коричневый мех был пушистым, отливал блеском. Вдоль стенок располагались койки-раскладушки, по три с каждой стороны. У первой, слева от входа, стоял на коленях мужчина в толстом, ручной вязки коричневом свитере, меховых брюках и собачьих унтах с белыми подпалинами. Круглое смугловатое лицо было изрезано глубокими морщинами. Короткий ёжик чёрных с густой проседью волос придавал ему спортивный вид. Перед ним на брезенте, постеленном поверх спального мешка, валялись детали разобранного киноаппарата. Одну он держал в руке, тщательно протирая ослепительно-белым куском фланели. Это – главный кинооператор экспедиции Марк Антонович Трояновский. Его имя стало известным ещё в тридцатых годах, когда весь мир увидел кинокартины, снятые молодым кинооператором «Союзкино» во время исторического похода ледокола «Сибиряков» через шесть полярных морей[1].
Спустя пять лет, 21 мая 1937 года, он в числе первых тридцати смельчаков высадился на дрейфующей льдине у Северного полюса, увековечив на плёнке подвиг советских полярников. А сегодня он с другим кинооператором, Евгением Яцуном, вёл кинолетопись нашей экспедиции. И, надо честно признаться, многие из нас норовили «случайно» попасть на прицелы их кинообъективов.
Услышав звук откидной дверцы, Трояновский повернул голову, улыбнулся и, сказав: «Привет, доктор», – как-то заговорщицки подмигнул. Это было совсем не похоже на Марка, обычно весьма сдержанного и даже несколько суховатого. Однако именно поэтому я вдруг сразу успокоился: ну не станет же Трояновский улыбаться, если случилось что-то серьёзное. Оглядевшись, я увидел, что в палатке довольно много народу. На одной из раскладушек, расстегнув коричневый меховой «реглан», Михаил Васильевич Водопьянов, один из первых лётчиков – героев Советского Союза, что-то вполголоса оживлённо рассказывал Михаилу Емельяновичу Острекину – заместителю начальника экспедиции по научной части. Присев на корточки перед газовой плиткой, колдовал над чайником штурман Вадим Петрович Падалко, которого многие побаивались из-за острого языка.
Начальник экспедиции Александр Алексеевич Кузнецов сидел в дальнем углу палатки, склонившись над картой. Тёмно-синий китель морского лётчика с золотыми генеральскими погонами ладно