но это не точно.
Шок от выходки этого мерзавца для меня затмил все. Отключил способность думать и рассуждать. Остался лишь первобытный инстинкт, толкающий любое разумное существо, оказавшееся на краю гибели, сделать все, но избавиться от опасности. Выжить любой ценой…
…Опомнилась я на все той же койке, с которой совсем недавно (или целую вечность назад) убегала в санузел, чтобы побыть одной. Под щекой все та же тощая подушка, под боком серое нечто, выполняющее роль одеяла. Тело ныло, растрепанные волосы закрывали обзор. Я раздраженно смахнула с лица их свободной рукой и невольно скривилась, и зашипела: пальцы тоже болели. Будто я стерла или обожгла их кончики. Да и на лице, наверное, была какая-то рана, которую я так неосмотрительно задела.
– Очухалась? – Такой знакомый и такой злой голос заставил вздрогнуть всем телом. Дежавю. Жаль, что все это мне не приснилось. – Дикая кошка! И кто только занимался твоим воспитанием? – В голосе Диллона звучала… досада?
Я настолько удивилась этому обстоятельству, что бездумно одним движением поднялась, села на кровати и свесила на пол ноги. И сразу же едва не вскрикнула от боли: бока и ребра почти взвыли от боли, заставляя затаить дыхание, чтобы уменьшить болезненные ощущения. Но это не помешало мне сердито огрызнуться:
– К счастью, не ты, – буркнула, отыскивая взглядом причину всех моих бед. И застыла.
Диллон сидел на койке прямо напротив меня. Взъерошенный. Будто его стая ворон атаковала. Волосы нелепо торчат в разные стороны. А лицо и верхнюю часть обнаженного торса густо покрывали уже подсохшие кровавые царапины…
Я ощупала потрясенным взглядом отметины, изучила их длину и глубину. Под моим взглядом смугловатая кожа Диллона покрылась пупырышками. Будто от холода. А мышцы слегка напряглись, подчеркивая красивую линию явно знакомых с физическими нагрузками мускулов. Однажды, когда мне было четырнадцать лет, мой жених лин Монтриалли решил сменить рубашку, когда я находилась с ним в одной комнате. Его оплывшее, будто расплавленный воск, тело с обвисшей, почти женской грудью тогда настолько меня потрясло, что я еще очень долго потом пряталась от жениха по углам и в ужасе просыпалась ночами, когда лин Монтриалли приходил ко мне в снах без рубашки. Постепенно воспоминание сгладилось, если не стерлось. И вот я снова вспомнила рыхлые телеса жениха, разглядывая почти идеальный торс какого-то… подонка.
– Любуешься делом своих рук?
Я вздрогнула и резко отвела глаза в сторону, впившись взглядом в какую-то зазубрину на полу. Стало неловко. От того, что Диллон поймал меня за таким неприличным занятием, как разглядывание его тела в упор, и от неожиданности. А потом до меня дошло, и я ахнула:
– Как своих?..
От потрясения я позабыла про неловкость и снова уставилась в лицо Диллону. Тот ответил мне кривоватой ухмылкой:
– Что, не помнишь? – Я отчаянно замотала головой. – Ну и хорошо, – хмыкнул он как-то неопределенно. – Забудь все вообще. Но на будущее: не стоит злить