боли и восстановитель тканей, а также в приготовлении напитков и в швейно-обувной промышленности.
Брату Любавы исполнилось двадцать лет.
Здесь уместно будет напомнить, что год Роси не соответствовал земному, потому что мир складки не являлся планетой, которая вращается вокруг своей оси, а местное светило вовсе не было звездой в современном научном понимании. Его роль играл четырёхмерный объект (по Хоросу), плавающий над Великотопью кругами и освещаюший этот мир. А так как смены времён года, как на Земле, здесь не было, то и временные периоды отсчитывались по вёснам, а не по годам, и средний размер периода не был привязан к обороту планеты. Здесь он колебался от девяти до четырнадцати месяцев. Короткие вёсны считались «зимними сменами», длинные – «летними». Максим попал в Рось во время «летнего», когда температура воздуха на всём плато-тепуе не падала ниже двадцати градусов даже по ночам. Хотя и днём было не жарко – всего лишь до двадцати восьми по Цельсию – по оценке самого Максима.
Малята направился прямо к нему, с удовольствием вдыхающему свежий утренний воздух, лишённый каких-либо вредных примесей.
Дружинником Хлумани он стал ещё в восемнадцать лет, а нынче и вовсе примкнул к пограничникам, хотя при этом учился в познаваре – колледже по-русски. Парень прекрасно владел мечом и ножом, поделив первое место с Максимом в чемпионате Роси по метанию холодного оружия. В силу юношеского максимализма он обвинил гостя из России в трусости, когда Любаву похищали диверсанты Еурода, однако позже, когда Максим с отрядом сотника Могуты спас сестру, переменил своё мнение о попаданце и стал ему кем-то вроде ординарца.
– Привет! – объявил молодой человек, высокий, выше Максима сантиметров на пять, широкоплечий, поджарый, с открытым лицом, на котором отражались все его эмоции, из-за чего он старался всегда держать на лице каменную маску, чтобы походить на отца. Получалось не всегда.
– Воевать собрался? – спросил Максим, оглядев молодца.
– Ты обещал, что мы с утра пойдём тренироваться, – ответил Малята, расплывшись в улыбке, хотя тут же изобразил мину «мужеской сдержанности».
Максим посмотрел на солнце – не слишком яркий жёлтый пузырь в мареве утреннего тумана, всплывший над близким лесом, – хотел сказать, что они договорились встретиться в десять часов (шесть годын, как тут называли этот временной отрезок), но передумал.
– Ты завтракал?
Малята кивнул.
– А я нет. Позавтракаю, отмечусь на заставе и начнём. Может, присоединишься?
Малята снова кивнул.
За полгода он хорошо овладел русским языком, не хуже, чем Максим – росичским, вмещавшим белорусские, древнерусские и украинские корни, поэтому они прекрасно понимали друг друга, нередко вставляя в речь те или иные народные словечки. К примеру, поприветствовал он старшего товарища словом «пагодня», что соответствовало русскому «привет».
Жил Малята не в отчем доме, а на заставе, там же и кормился, хотя в любой момент