бытуют свои правила движения и поведения на воде, свои есть звуковые и визуальные знаки. Приветственно звучат гудки труб при встречах караванов или судов. Если плывёшь вниз по течению, держишься правой стороны реки, вверх – левой. Курс нужно держать на створы, указывающие, куда нужно направлять нос корабля. Мели отмечаются на картах и изменение донной поверхности передаются из уст в уста. Часто донная и береговая картина реки сильно меняется, особенно, после половодья весеннего или осеннего. Серафиму нравилось плыть, маневрировать, разбираться в речных неурядицах. Его уважали и побаивались. Раз балтийский матрос, ростом и плечами со шкаф небрежно отозвался о его безукоризненном виде. Серый спокойно подошёл и так отделал наглеца в пять нелестных прикосновений, что тот чуть не захлебнулся в волжской водичке, свалившись мешком с качающихся сходней. В другой раз он таким образом шарнул греческого потного бугая-грузчика, перегородившего дорогу капитану, что его капитанская трубка разлетелась в щепки о голову несчастного, и у грека отключилось сознание. Могло быть хуже, но дружки оттащили тело и откачали, пролив амбала речной водицей. Требования у Серафима, как командира, были ясны и просты: постоянная работоспособность судна, чистота, знание своего дела и ответственное выполнение поставленной задачи.
В предыдущий рейс он ещё вёз боеприпасы и оружие, сегодня трюмы были наполнены металлоломом, оборудованием для мельниц, сельскохозяйственной техникой. Страна постепенно переходила на мирные рельсы. В Астрахани по традиции загрузили две баржи арбузов и одну вяленной рыбы, в Самаре и в Казани – пшеницу с Сибири и Поволжья, в Нижнем Новгороде наполнили суда самоварами и товарами народного потребления: посудой, хомутами, одеждой. Хорошо ему плылось вверх, дышалось свободно и пелось. «Не к добру такие вольности, Серафим», – говорил он себе, а душа радовалась…
Арест
На пристани, обычно многолюдной и шумной, стоял только дежурный матрос, серьёзное лицо которого с выпученными сигнализирующими глазами, показывало, что на берегу неприятности. Серафим пришвартовался, отдал необходимые команды и сошёл по трапу, исключительно красивый и привлекающий внимание безукоризненной выправкой и строгостью. Не успел он войти в арку дебаркадера, как из служебной комнаты вышли трое вооружённых военных с петлицами НКВД:
– Товарищ, Ершов?
– Так точно.
– Вы арестованы. Вот ордер. Мы должны с Вами проехать в наше заведение. Вашу трость, пожалуйста, – сказал лейтенант, предъявив новенькие корочки чекиста. Серафиму пришлось подчиниться.
– Тяжёлая, а по внешнему виду не скажешь, – удивился литёха.
– Немец подарил в семнадцатом году, – иронизировал арестант, которого бесцеремонно ощупали и изъяли документы.
– Оружие имеется?
– Имеется, в сейфе, в рубке.
– Ключ от сейфа и побыстрее, – давил старший группы. Серафим отдал ключ, и один из конвоиров пошустрее метнулся за наганом.
– А как же груз, баржи? – безнадёжно спросил капитан.
– Разберутся без Вас, – ответил краснощёкий старшина, малый спортивного вида выше Серафима,