насущном. О том, как красавице Берте доброжелатели сообщили, что ее парень ей изменяет. А она сидела и гадала, какой из них. Потом затянул про фермера Ганса, у которого сына забрали на войну. Он написал домой письмо: «Папа, все хорошо, спим аж до шести часов утра».
Фрицы гоготали, и швыряли дедку монеты. Тот ловко собирал их на полу, отвешивал поклоны с возгласом «Данке вам мерси, господа путешествующие».
Шапка набекрень, на левой ноге сапог, на правой лапоть. Наступил на подол одной из дам, платье которой свесилось в проход. Та фыркнула и брезгливо одёрнула платье, а дед, извиняясь, полез вдруг целовать ей руки. Дамочка отшатнулась и опрокинула со своего столика дымящийся стакан с чаем. Тот пролился на какого-то унтера, ошпарив прямо область его фаберже. Прижег знатно, так как немчик взвизгнул, как резанная порося. Вскочил петушком и залепил старику затрещину.
Подпившие солдаты, расположившиеся на соседних сиденьях, увидев бесчинство унтера, попытались того урезонить. Факт прожарки фаберже ускользнул от их взгляда, они застали только развязку с оплеухой, которая им показалась вопиющей несправедливой по отношению к талантливому исполнителю, ведь этот чертов русский так всех веселил, а ему морду лица начистили «за просто так». Как он теперь петь будет?
Унтер, который судя по раскрасневшейся харе, тоже успел пригубить шнапса, был старше солдатиков по званию и, не церемонясь, отправил их к предкам по материнской линии, пригрозив к тому же комендатурой.
Солдаты отступили, но один из них швырнул в унтера скорлупой от вареного яйца, когда тот отвернулся. Скорлупа прилипла к лысине и вызвала смех той дамочки, из-за которой и начались оказии с кипятком. Унтер совсем разобиделся и сделал попутчице замечание, сравнив ее с работницей древней профессии.
Дама фыркнула и зарядила унтеру звонкую пощечину. Так, что у того скорлупа отвалилась. Ошпаренный, скорлупой закиданный и по щеке битый унтер совсем разобиделся и было схватился за пистолет. Но за даму вступился какой-то СС-вец. Как оказалось, он лично знал фройлен.
СС-вец грозно зыркнкул на унтера и приказал занять свое мокрое место. Тот вроде подчинился, но что-то бурчал в ответ. Солдаты хихикали, дама улыбалась СС-овцу, а дед, оставив балалайку уже доколупался до других женщин, пытаясь сгнусавить романс. Все бы хорошо, но под романс балалайка совсем не шла. В конце концов, кто-то из высоких чинов встал и варварски вышвырнул в окно инструмент, а деду велел заткнуться, пригрозив ему расстрелом на ближайшей станции.
Дед старый, но жить все равно хотел подольше, чем путь до ближайшей станции. Песни больше не пел, а подсел к солдатам и тут же выклянчил у них пол стакана шнапса.
На спор выпил его, не закусывая и протянул руку с пустой тарой со словами:
– Не жмись немчура, Степан только разогреваться начал. Пойло у вас гадское, но пить я вас научу.
Слава богу, сказал он это по-русски и в компашке солдат его никто не понял. Те лишь восхищенно раскрыли рты, глядя как дед Степан заглотил еще пол стакана.