людей, что окружили с оружием посольство, дверь открылась и нас приняли. Я отправился домой… В место, где были мои бабушка и дедушка. Они ненамного пережили родителей, и я отправился в детский дом, так как никого больше у меня не было.
Меня даже, как зверушку какую-то, нарядили и свозили на приём в Кремль, где какой-то разодетый дядька в мундире императорского двора выслушал лениво мою историю. Но, стоило включиться камерам, как его будто подменили. Со скорбным лицом он подошёл ко мне, обнял и произнёс короткую речь за упокой души моих родителей. Он выразил пожелание мне как можно скорее пройти обучение в интернате и получить доставшееся наследство от родителей и бабушек с дедушками. Вот только этот гадский чиновник имперского двора забыл обо мне и моём существовании раньше, чем за мной успела закрыться дверь.
Мой род хоть и не был древним, но за верную службу получил от императора право родового имени, которым и стала наша фамилия Тормель. Небольшие наделы земли и производство, которым владели мои родители, осталось под руководством деда. Положение у нас было не самое хорошее и надёжное, а финансы из года в год заставляли всё больше ужиматься и экономить. Поэтому, когда пришло предложение отправиться с дипломатическим корпусом в США, к местным демократам, отец ухватился за эту возможность. Тут и влияние, и финансы, и связи можно было укрепить. Всё это я прочитал в отцовском дневнике, что остался у меня после смерти деда. Не так много вещей были со мной в тот день, когда я переступил порог проклятого интерната. Лишь медальон и дневник отца. Мне предстояло провести в доме для сирот и беспризорников несколько лет до своего шестнадцатилетия. После этого мы переходили в офицерские учебные корпуса при императорских училищах, военные школы или адмиралтейские училища. Кто куда захочет… Оставалось всего лишь дожить до этого дня.
Ох, как тяжело мне это далось. Если первое время всё было ещё более-менее нормально, то позже мне начали припоминать жизнь за границей, называть предателем, запугивать, бить, а иногда даже избивать.
Ростом я пошёл в мать, а характером в отца. Поэтому я был небольшим, низкорослым, но острым на язык мальчуганом, что, в ответ на подставы старших, любил их унизить прилюдно. Обычно после этого мне доставалось куда как сильнее, чем обычно. Вот только это не пугало меня. Мало что могло испугать меня после пережитого. Со временем я всё больше отдалялся от других людей, становился всё более замкнутым. В отличии от остальных, там, где им хотелось веселья и развлечений, или они ленились, игнорируя домашние задания, я старался изо всех сил и либо тренировался, либо учился. Разница между мной и другими детьми к двенадцати годам стала настолько большой, что я превратился в изгоя, для которого одиночество было ничем иным, как благословением. Ибо что интересует этих кретинов, кроме игр и дебильных шуточек? Ничего. Но и задирать меня перестали. Потому что знали, что наступит день, когда они ослабят бдительность, и я приду мстить. А я приходил всегда. Обязательно! Никто из этих кретинов не представлял, как и когда я отомщу. А я старался всегда быть оригинальным и