отставать от других.
Нет, мы конечно же не голодали, но нам все время хотелось чего-нибудь свежего, с куста или с дерева, наверное так же как и сейчас, только в детстве это желание ощущалось острее.
Чем ближе мы подъезжали к Москве, тем более приподнятым становилось настроение, хотя дорога уже начинала утомлять. У меня с вестибулярным аппаратом было не совсем хорошо, поэтому я быстро "укачивался" и по нескольку раз в день прикладывался к подушке. Мне нравилось дремать под стук колес и слышать позвякивания подстаканников на столе. Незабываемая атмосфера семейного купе в дальней дороге. На больших станциях мы с папой выходили на перрон и обязательно что-нибудь покупали в ларьках или у лотошниц. Чаще всего это было мороженое и пирожки. Иногда, когда стоянка поезда была минут двадцать-двадцать пять и наш поезд останавливался на первой платформе, мы ходили в вокзальный буфет, где папа брал себе стакан белого сухого вина, а мне замечательной газировки – Ситро. Обязательно брали газировку с собой в бутылках для Насти и мамы. Если был нарзан, то обязательно его тоже покупали, так как мама его очень любила.
Папа знал все остановки поезда на перечет, да и возле купе проводников всегда висело расписание движения нашего поезда. Я спрашивал папу какая будет следующая станция и сколько примерно будем стоять, и он всегда безошибочно отвечал, но я потом бегал проверял по расписанию, и очень удивлялся, что папа никогда не ошибался.
Ночью в купе горел синий свет, а сквозь занавеску были видны убегающие вдаль огоньки безвестных станций и полустанков. И вся семья вместе и рядом. Проваливаясь в безмятежный детский сон я успевал подумать:"Какое это счастье, что у меня есть такие замечательные папа, мама и Наська . Как же я их всех люблю!"
Просыпаюсь от того, что мама ласково трогает меня за плечо:
– Лелик! Вставай, скоро Москва,– как с маленьким сюсюкается мама, но мне это нравится.
Быстро спрыгиваю с полки и сразу к окну, а за окном еще никакой Москвы нет, но много разных полустанков и небольших городков, которые наш поезд проскакивает не останавливаясь, но я все равно чувствую, что осталось не долго до нашей встречи.
Настю уже умыли и мама начинает ее одевать и завязывать большие белые банты на голове, а мы с папой пошли умываться.
Потом мне надели белую рубашку с коротким рукавом, короткие штанишки с двумя лямочками, которые перекрещивались на спине и застегивались спереди на две пуговицы, а на ноги – новые сандалики.
На дворе лето и Москва всегда встречала нас теплом и ярким солнцем.
Поезд медленно въезжал под крышу Ленинградского вокзала. Я всегда любил, чтобы наш вагон был близок к голове состава, чтобы мы обязательно въехали под крышу— ведь это же Москва.
Потом начиналось не любимое мною время большой суеты, когда встречающие лезут в вагон, мешая выходу пассажиров, мы с трудом вытаскиваем наши неподъемные чемоданы (до сих пор не понимаю, что мама в них