мнению моей мамы, положено пить приличным девочкам и где курят приличные женщины. Пластиковый стаканчик в моей руке мялся и протекал, роняя густо-красные винные капли на джинсы и свитер, я пыталась их стирать пальцами, случайно комкала стаканчик еще сильнее, и все начиналось с начала.
Прыщавый предложил отойти покурить, раз приличная девушка не должна этого делать за столом. Это показалось мне логичным, и я пошла за ним – но закурить он мне не дал, сразу, едва полянку заслонили деревья, облапав и засунув язык мне в рот. Это совсем не походило на мой первый и пока единственный поцелуй в прошлом году. Это было как-то… слишком. Нагло, мокро и практически насильно.
А уж когда он без перехода принялся расстегивать мои джинсы, почему-то приговаривая «Тихо, тихо, тихо!», я совсем растерялась и вместо того, чтобы убежать или позвать Веру, начала рассказывать ему, что ребята обидятся, что мы ушли так надолго, что надо вернуться к ним. Но он только хохотнул и сообщил, что ребятам там и без нас весело, и его рука совсем внаглую забралась мне в трусы.
Страх взвился ледяным вихрем из позвоночника, раскрутился тайфуном в голове, так и не подарив мне протрезвления, зато подарив какую-то отчаянную смелость. Я рванулась из рук прыщавого, но не на свободу, а к полянке, где Вера была уже без куртки и свитера – и один из парней присосался к ее губам, а второй возился с молнией на своих джинсах.
По ее мутным глазам было понятно, что выпила она гораздо больше меня. Я потянула ее за локоть, уворачиваясь от чужих рук, но она только отмахнулась, рассмеялась, сказала, что ей и здесь хорошо. Минуты две я потратила на то, чтобы попытаться ее все-таки поднять, но парни, тоже пьяные вдрызг, наконец-то сообразили, кто им все время мешает и переключились на меня, и из леса появился прыщавый – почему-то с расстегнутой ширинкой.
Я звала и звала Веру, но она так и не реагировала, а ко мне шло уже двое, и один из них был не так уж сильно пьян, и бегал наверняка быстрее меня.
Точно быстрее.
Прыщавый мгновенно догнал меня и повалил на свежеопавшие листья, едва прикрывшие осеннюю хлябь. Он сразу раздвинул мне ноги, и холодный страх взметнулся до темного ужаса.
Только он придал мне сил – я отмахнулась пяткой, не глядя, куда бью, сгребла черную густую грязь и, извернувшись, бросила ее в прыщавого. Он отпустил меня на несколько мгновений, которых хватило, чтобы рвануть оттуда с удвоенной скоростью.
Я остановилась, только когда уже выбежала за пределы леса – прохожие провожали вымазанную в глине девушку странными взглядами. Забилась за гаражи и просто орала, заткнув себе рот грязным, пропахшим вином свитером. Попыталась отчистить корку глины с джинсов, но становилось только хуже, пока я не поняла, что руки у меня тоже в грязи, и лицо тоже, и вся я грязная.
Я все терла руки друг о друга, надеясь, что это поможет, но ничего не получалось, и тогда я заплакала, и из моих волос вдруг высыпалась горсть искусственных снежинок, осыпавших меня, когда шар разбился. Здесь и сейчас они смотрелись чудовищно неуместно, но почему-то